Loading

Сергей Секундант

 

Еврейские погромы начала 80-х годов были спровоцированы той частью российского общества, которая оказалась не в состоянии понять и принять социально-экономические процессы, начавшиеся в России после отмены крепостного права, и склонна была видеть в евреях главную причину обнищания крестьянства. Обвинения евреев в эксплуатации коренного населения отчасти основывались на убеждении, что только производительный труд создает товарную стоимость и что только он ведет к экономическому процветанию государства. Этот взгляд во многом способствовал распространению в среде русской интеллигенции народнических настроений, социалистических идей и, в частности, марксистской идеологии. В начале ХХ века численность рабочего класса России стремительно растет, а вместе с ней растет и его самосознание. Под влиянием западноевропейского рабочего движения в России возникают рабочие партии. Российское рабочее движение получает идеологию, а его борьба в защиту своих классовых интересов приобретает организованный характер. Среди российской интеллигенции становится модным говорить о бедственном положении рабочих. О тяжелом положении рабочих начинают говорить и некоторые военные и чиновники. Сами того не желая, они внедряют в сознание рабочих мысль о его особом положении в обществе.

Уже события 1881 года показали, что среди организаторов погромов были революционеры, которые выступали против «жидов и богатых» и пытались придать погромному движению социальную направленность. Однако тогда, благодаря усилиям русской консервативной интеллигенции, угрозы социальной революции удалось избежать. Виновником обнищания крестьянских масс объявили еврея, которого уже тогда стали отождествлять с капиталистом, носителем новых и враждебных патриархальному укладу отношений. Поэтому вызванное социально-экономическими причинами движение народных масс очень легко переросло в банальный еврейский погром. При этом досталось всем евреям, а не только богатым. Напротив, еврейские погромы 1905 года стали побочным следствием социальной революции. Еврей становится объектом погромов уже не как капиталист, а как носитель крамолы, как революционер, подрывающий устои империи. Хотя толчком к революционным событиям 1905 года послужило крайне тяжелое положение рабочего класса и крестьянства, кризис очень быстро охватил все общество и вскоре перерос в борьбу за гражданские права всех слоев населения. Годы жестокой реакции, направленной против проявления всякого свободолюбия, привели к прямо противоположным последствиям: либеральные идеи перестали быть прерогативой узкого круга российских интеллигентов и охватили самые широкие круги населения, включая мещан и рабочих. Развитие капитализма в России привело к усилению социальных позиций российских промышленников и расширению лагеря либеральной интеллигенции, а начавшаяся интеграция России в европейскую экономику привела к усилению влияния на умы российских граждан европейской культуры вообще и либеральных ценностей в частности.

На фоне этих изменений существование полуфеодальной бюрократической машины, выражающей интересы лишь небольшого круга приближенных к императору представителей дворянского сословия, выглядело как анахронизм. Правда, это имело под собой веские причины. Российская империя создавалась в результате многочисленных войн и была по сути военной империей. Войны позволяли не только сохранять престиж российского дворянства, но и сплачивать вокруг него все другие сословия и нации. С другой стороны, такая политика давала также возможность правящей элите игнорировать потребности и интересы всех других слоев населения. Русско-японская война была задумана, по выражению В. К. Плеве, как «маленькая победоносная война» именно тогда, когда в России началось брожение умов, и призвана была объединить все нации и все сословия вокруг императора. С этой целью ход войны подробно освещался в центральной прессе. Однако результат оказался обратным. По мере поражений на востоке пресса становилась все смелее и независимее. Все чаще на ее страницах стали появляться сначала критические, а затем и враждебные высказывания в адрес существующего бюрократического режима. Позорный Портсмутский мир только подтвердил всю гнилость существующего строя и вызвал такую бурю негодования, какой Россия еще не знала. Ненависть к существующему режиму объединила представителей практически всех сословий.

Еще задолго до начала русско-японской войны в России стали возникать разного рода союзы. Только в последний год были созданы союзы инженеров, адвокатов, учителей, фабрикантов, рабочих, фармацевтов, железнодорожных служащих, крестьянский, академический союз и многие другие. Либеральная интеллигенция создала «Союз освобождения», которому удалось не только создать ряд других союзов, но и объединить их в «Союзе союзов». В России начался процесс активного формирования гражданского общества и главной движущей силой этого процесса стала либеральная интеллигенция.

«Собрание фабрично-заводских рабочих» во главе с Гапоном первоначально было одной из таких рабочих организаций, которая занималась преимущественно культурно-просветительской работой. Гапон верил в «доброго царя» и причиной тяжелого положения рабочих считал чиновников и фабрикантов. Идея объединить царя и народ не только вписывалась в контекст имперского сознания, но и привела к появлению такой его разновидности, как черносотенство. В идее свободы личности многие обыватели увидели угрозу существованию империи. Создание черносотенных организаций и выработка характерной для них идеологии явились отчасти реакцией на радикализм революционных партий, требующих немедленного свержения самодержавия. Единству империи черносотенцы придавали глубокий религиозный и даже мессианский смысл. Однако характер действий черносотенцев указывает на то, что идеология была только прикрытием истинного характера и назначения данного движения. Основной движущей силой погромов первоначально были не идеологи черносотенного движения и даже не организованные рабочие, а разношерстный люд, который перебивался случайными заработками и которых забастовочное движение лишило их законного куска хлеба. Это были люди, для которых шкурный интерес важней любых идеалов. Радикализм революционеров только пробудил дремлющие в них животные инстинкты, а защита отечества стала идеологическим оправданием тех зверств, которые они совершали, руководствуясь преимущественно животными инстинктами. Характеризуя патриотизм черносотенцев, С. Ю. Витте писал: «Эта партия в основе своей патриотична… Но она патриотична стихийно, но она зиждется не на разуме и благородстве, а на страстях. Большинство ее вожаков политические проходимцы, люди грязные по мысли и чувствам, не имеют ни одной жизнеспособной и честной политической идеи и все свои усилия направляют на разжигание самых низких страстей дикой, темной толпы. Партия эта, находясь под крылом двуглавого орла, может произвести ужасные погромы и потрясения, но ничего, кроме отрицательного, создать не может. Она представляет собою дикий, нигилистический патриотизм, питаемый ложью, клеветою и обманом, и есть партия дикого и трусливого отчаяния, но не содержит в себе мужественного и прозорливого созидания».1 Чувство страха за судьбу империи, оплота православной веры, оказалось настолько сильным, что очень скоро ряды «черной сотни» стали пополняться представителями самых разных слоев населения. Этому во многом способствовали и местные власти. Многие мещане, видя, что власти с сочувствием и одобрением относятся к погромщикам, примкнули к этому движению. Среди черносотенцев мы встречаем не только рабочих, но и мещан, помещиков, интеллигентов, представителей силовых структур и чиновников самых разных рангов. Их объединяло одно — чувство отчаяния и страха за судьбу империи и христианских ценностей.

Пример «черной сотни» показывает, что тоталитарные стереотипы внедрялись в сознание многих граждан России через систему религиозных ц енностей. Архетип спасителей христианской веры играл при этом определяющую роль. Каждый черносотенец смотрел на себя, как на часть того целого, которое именовалось — «православный люд». Западноевропейский индивидуализм даже многие русские интеллигенты считали безнравственным и рассматривали как характерное только для западного образа жизни явление. Это был конфликт двух систем ценностей. Если для либерала высшей ценностью был человек, то для черносотенца — «Бог, Царь и Отечество». В основе либеральных ценностей лежит чувство уважения к человеку как личности, ценности же черносотенцев сопряжены с чувством страха за судьбы отечества и православной веры, страха, который порождает ненависть и этой ненавистью питается.

Разумеется, ни о каком решении национального вопроса в условиях доминирования радикальных политических тенденций не могло быть и речи. Реакционеры не допускали даже возможности расширения местного самоуправления, а стремление к национальному самоопределению они открыто объявляли враждебным интересам России. Так, А. Столыпин еще в 1905 г. писал, что «политическая партия, которая выставила бы на своем знамени единство и нераздельность государства и, в числе других свобод, свободу местного самоуправления (разумеется, конечно, полную свободу), попала бы в щекотливое положение, потому что развитие местного самоуправления многих окраин сводилось бы к борьбе с нашею государственной нераздельностью, а укрепление нашего государственного единства в общепринятом смысле повлекло бы за собою ограничение самоуправления в тех местностях, где оно совпадает с враждебным России национальным самоопределением»2. В этой же статье Столыпин пишет о той великой миссии, которую выполняет русский народ по отношению к камчадалам и другим малым народам. Основной порок российской национальной доктрины состоял в том, что она была рассчитана исключительно на те народности, которые находились на более низком культурном уровне развития, и не применима была к народам, имеющим свои глубокие национальные традиции. Эта политика не устраивала даже башкиров, которые поднимали восстания в 1735-1741 и 1754 годах, не говоря уже о Польше и прибалтийских народностях. Пагубность подобного рода политики осознал, хотя и с некоторым опозданием, граф Витте, который в 1911 году заявлял, что нет России, а есть Российская империя. «Когда около 35 % инородцев, а русские разделяются на великороссов, малороссов и белорусов, то невозможно в XIX и XX вв. вести политику, …игнорируя национальные свойства других национальностей, вошедших в российскую империю, — их религию, их язык и пр.»3. Фактически русские составляли меньшинство (примерно 47%) населения Российской империи и в качестве средства сдерживания национально-освободительного движения широко применяли традиционный имперский принцип «разделяй и властвуй». На Кавказе натравливали турок на армян, в Финляндии — финнов на шведов, в Латвии — латышей на немцев, а на Украине — украинцев на евреев. Погромы, как и войны, использовались как основное средство сплочения народов Российской империи вокруг императора. Тот факт, что либерала Витте на посту председателя совета министров Российской империи в апреле 1906 года сменил консерватор А. Столыпин, весьма примечателен. Он недвусмысленно свидетельствовал о преобладании в сознании государственных мужей России имперских интересов над либеральными ценностями. С созданием «Союза русского народа», во главе которого стал редактор «Русского знамени», мелкий помещик Дубровин, черносотенное движение приобрело свои организационные формы, а в лице Великого князя Николая Николаевича и императрицы Марии Федоровны — своих высоких покровителей.

В ситуации, когда любое стремление к национальному самоопределению рассматривалось как угроза существованию империи, евреям оставалось только бороться за общегражданские права и основную задачу свою видели в поиске такого союзника, который в наибольшей мере отвечал бы их коренным интересам. Однако та позиция, которую заняли русские либералы, заставила значительную часть еврейской либеральной интеллигенции искать союзников вне либерального лагеря. Хотя русские либералы видели в евреях своих союзников и выступали за их равноправие, они по-прежнему оставались на имперских, великодержавных позициях и настаивали на необходимости ассимиляции евреев, рассматривая последнюю как единственный путь решения еврейского вопроса. «Что ассимиляция в общих целях культурного прогресса желательна, — писали, в частности, «Русские ведомости», — это сознают и наиболее просвещенные из евреев, понимая вместе с тем, что суть этой ассимиляции … в служении общей родине и общим идеалам цивилизации и просвещения. Высшая культура включает в себя основные принципы справедливости и законности, высшие представители русского просвещения всегда глубоко возмущались травлей евреев, особенно со стороны известной доли нашей печати, — нашей — увы! — интеллигенции. В этом содействии культурному прогрессу и связанной с ним равноправности — и единственно в этом — только и может заключаться разрешение еврейского вопроса. С расширением законности, справедливости, гуманности и просвещения будет улучшаться и положение евреев, как то доказывают передовые страны»4. С целью содействия культурному прогрессу, считает газета, еврейская интеллигенция должна бороться в своей среде с «недоброжелательством к прогрессу», «изолированностью», «преданностью отжившим воззрениям» и «национальной солидарностью».5 Русские ведомости, 1903, № 114.

Русский либерал исключительно себя рассматривал в качестве носителя культурного прогресса, а в еврее-либерале видел только временного союзника, которому он обещал равные права, если тот поддержит его в его борьбе против отжившего порядка. Еврею-либералу, как представителю «более низкой в культурном отношении нации», отводилась роль помощника в общей борьбе за либеральные ценности. Такое отношение к евреям русских либералов не могло не возмущать представителей еврейской интеллигенции, многие из которых к началу ХХ века гораздо лучше знали европейскую культуру и глубже усвоили европейские либеральные ценности, чем их русские коллеги. «Странно, — писал Ю. Бруцкус, — далее обвинять в недоброжелательстве евреев, которые далеко культурнее многих своих соседей, — в изолированности тех, кого изолируют повсюду, — в преданности отжившим воззрениям людей, отгоняемых от школы, — а в национальной солидарности — евреев, гонимых и истребляемых»6. Близость позиций русских либералов и антисемитов не могла не бросится в глаза еврею-интеллигенту. «Правда, — замечает Ю. Бруцкус, — есть большая разница между антисемитами и либералами: первые рекомендуют насилие и истребление, вторые — убеждение и ассимиляцию, но в своем взгляде на еврейскую национальность, как на низшую и неравноценную, и потому вредную прогрессу, они согласны»7. Не случайно, основную причину скрытого антисемитизма русских интеллигентов он склонен видеть «в их основном воззрении на еврейскую национальность как неравноценную, на еврейскую культуру как на низшую, на еврейскую религию как на фанатизм»8. В этом отношении характерной является фигура либерала С. Ю. Витте. Выпускник Новороссийского университета, хорошо знавший проблемы еврейского населения нашего города и сочувствовавший ему, человек, которого черносотенная пресса называла «изменником, масоном, подкупленным жидами», считал революционный путь для евреев «рискованным и некорректным» и убеждал глав русских и зарубежных еврейских общин в том, «что они должны добиваться облегчений корректными путями, что они должны явить пример верноподанности, что облегчений они могут добиться только через царя, что их лозунг должен быть не стремление ко всем свободам, а только «мы просим лишь одного, чтобы для нас не создавались исключения»9. Неудивительно, что еврейская интеллигенция начинает искать союзников среди тех представителей российской интеллигенции, которые защищали интересы наиболее обездоленной части населения России. С ростом рабочего движения популярность социалистических идей в среде еврейской интеллигенции стремительно растет. Многие из них, осо бенно те, кто считал, что время переселения народов прошло, а «переселение капиталов» из России нанесет непоправимый вред как евреям, так и русским, начинают видеть в рабочем своего естественного союзника. «Рабочий, — рассуждал, в частности, Л. Клейнборт, — самим складом жизни приведенный к тому, что для него борьба труда с капиталом принимает характер социальный, а отнюдь не расовый и не религиозный не может не рассуждать так: «Почему вреден еврей? Потому, что он ростовщик? Но ведь ростовщиком бывают и христиане; следовательно, нужна борьба не с евреями как с евреями, а со скупщиками, ростовщиками и капиталистами»10. «Решение еврейского вопроса, — считает он, — следует искать не в Палестине, а в тех самых условиях, в которых он возник, ибо только в этих условиях часть еврейства, на которую главным образом обрушился весь гнет, и находит себе серьезного социального союзника, ибо только при изменении этих условий, основанных на конкуренции и деньгах, может разрешится еврейский вопрос»11.

Революционный дух, а вместе с ним и радикализм воззрений, быстро проникает в сознание той части еврейской интеллигенции, которая была обеспокоена прежде всего тяжелым положением основной массы еврейского населения. Эта часть еврейской интеллигенции начинает сближаться с революционно настроенной частью русской либеральной интеллигенции. Свою основную задачу она видит уже не в борьбе за равные права, а в свержении существующего строя. Особенно популярными в начале ХХ века социалистические и, в частности, марксистские идеи становятся в среде еврейской молодежи г. Одессы. Это объясняется теми социальными изменениями, которые произошли в среде одесских евреев. С развитием капиталистических отношений социальная дифференциация среди евреев стала еще сильнее и, как следствие, бедность основной массы одесских евреев, среди которых немало было пролетариев, возросла. Тяжелое экономическое положение простых одесских евреев, особенно на фоне их политического бесправия, не могло не вызвать сочувствия у одесских либералов, увлеченных социалистическими идеями. Большинству евреев запрещено было селиться в деревне и выезжать из черты оседлости. Им закрыт был доступ на государственную службу, а это значит, что он ни при каких условиях не мог проникнуть в состав правящего класса, тогда как для других «инородцев» это было возможно. Еврей, какие бы подвиги ни совершил, не мог стать офицером. Многим еврейским детям практически был закрыт доступ в русскую школу. Был установлен определенный процент для учащихся из евреев, который колебался от 10% в областях, где евреи составляли большинство, до 3% там, где их число было относительно невелико. Касаясь положения евреев, «Одесский листок» писал: «Положение евреев в России в высшей степени печальное. Отовсюду доносятся слухи о повальной бедности, о нужде безысходной. Главная особенность положения евреев — в ограничении их свободы жительства, что вызывает недостаточность средств к жизни еврейского населения, принужденного питаться плодами промышленного оборота на отведенном ему пространстве. Евреи, как будто, являются излишними и вредными в организме народно-хозяйственного быта. Но евреи не только ограничены в свободе передвижения, они лишены также свободы промысла и свободы профессии. Еврей-филолог не имеет права преподавания в средних учебных заведениях и т.д. Ограничение евреев в правах ставит их в положение преступников, лишенных, как и те, некоторых прав и преимуществ. Такое положение не нормально и не может быть терпимо. Если посмотреть, в каком состоянии находится вопрос о благосостоянии евреев, то в этом легко убедиться, познакомившись с жизнью еврейского пролетариата. Стол бедного еврея более чем скуден. Одежда всегда изодрана, грязная… В Одессе к помощи благотворителей обращается до 50 тысяч евреев — треть еврейского населения. В жизни евреев замечаются все симптомы общественного недуга, известного под именем пролетариата: бездомность, скитальчество и выселения, плачевные санитарные условия и как следствие их — значительная смертность. Особенно много жертв похищает чахотка. От нее евреи гибнут сотнями, тысячами. Но не только в этом состоит весь ужас положения еврейского народа. Условия, в которые поставлено еврейство, дают, как будто, право некоторой части общества смотреть на них как на пасынков. Для них не существуют, думают некоторые, общерусских законов»12.

Законы, касающиеся евреев, отличались двусмысленностью и неопределенностью, что открывало широкие возможности для разнообразного, а порой и противоречивого, их толкования и, как следствие, самого разнузданного взяточничества. Ни с кого российские чиновники не брали столько взяток, сколько с евреев. Чиновниками даже была разработана целая система «взяточнического налога на жидов», от которой страдала, в первую очередь, беднейшая часть еврейства. Законы против евреев не проходили ни через Государственную думу, ни через кабинет министров. Многие из них принимались на особых совещаниях, а также на основе докладов министров внутренних дел. Сенаторов, которые пытались противодействовать произвольному толкованию законов, лишали наград, переводили в другие департаменты и часто увольняли. Наиболее плодотворными из министров внутренних дел в этом отношении оказались Н. П. Игнатьев и В. К. Плеве. Последний, не питая особо враждебных чувств к евреям, тем не менее старался задушить их законодательно и регулярно устраивал еврейские погромы, чтобы убить в них революционный дух и угодить императорской семье. Представителям еврейских общин он открыто говорил: «Заставьте ваших прекратить революцию, я прекращу погромы и начну отменять стеснительные меры против евреев». Однако эффект от погромов оказался прямо противоположным. Дикий и жестокий погром в Кишиневе, по словам С. Ю. Витте, «свел евреев с ума и окончательно толкнул их в революцию»13. С. Ю. Витте видел, но не полностью осознал, что после этого погрома в умах евреев произошли радикальные изменения. Эти изменения начались после погрома 1871 г. и развивались по мере все большего их вхождения в русскую и европейскую культуру, по мере все большей секуляризации сознания «среднего» еврея. Сравнивая свои права и положение, с правами и положением своих соплеменников, русские евреи не могли испытывать к существующему режиму никаких положительных чувств. Кишиневский погром окончательно убедил их в том, что только собственными силами, собственной кровью можно добиться освобождения. Именно после кишиневского погрома стали формироваться отряды еврейской самообороны. Революцию 1905 г. встретил уже принципиально иной тип еврея, чем тот, которого привыкли и хотели бы видеть русские обыватели. Спустя много лет в своих воспоминаниях С. Ю. Витте, анализируя причины революционизирования сознания еврейских масс, отмечал: «Из феноменально трусливых людей, каким были почти все евреи лет 30 тому назад, явились люди, жертвующие своею жизнью для революции, сделавшиеся бомбистами, разбойниками. Конечно, далеко не все евреи сделались революционерами, но несомненно, что ни одна национальность не дала в России такой процент революционеров, как еврейская»14. Умеренный либерал С. Ю. Витте несколько преувеличивает, особенно если учесть, что к революционным партиям он относит и конституционных демократов. Большая часть еврейского населения оставалась на либеральных позициях. Революционный дух проник преимущественно только в ряды еврейской учащейся и рабочей молодежи.

В тревожные октябрьские дни Новороссийский университет стал центром революционного движения. Его двери открыты были для всех, в аудиториях происходили дебаты. Активное участие в революционном движении принимала и еврейская молодежь. Это и дало основание местным реакционерам утверждать, что именно евреи подбивали русскую молодежь на выступления против властей. Эта мысль внедрялась в сознание обывателя с помощью недвусмысленных намеков, которые мы в обилие встречаем в официальной прессе, в официальных отчетах и черносотенных брошюрах и прокламациях, которые стали распространять среди населения сразу же после начала революционных событий. Так, в «Правительственном в естнике» мы читаем сообщение: «В Киеве 2 октября, в 11 ч. утра, несмотря на праздничный день, в здании университета собралось около тысячи лиц, преимущественно евреев — студенты составляли меньшинство, — прошли в 14-ю аудиторию и устроили сходку… В 2 ч. они пошли в анатомический театр, где находился труп убитой еврейки. Собралось более 4 тыс., большинство — посторонние лица, преимущественно из евреев»15. Цель подобного рода сообщений очевидна — сформировать у обывателей вполне определенное мнение о происходящих событиях, внушить им, что беспорядки, имеющие место во всех городах России, были спровоцированы евреями, которые и подбивали простой народ и наивных студентов на борьбу с существующей властью. Одесский градоначальник в своем официальном отчете о событиях «черных дней» начало их связывает также с евреями. Согласно его отчету, беспорядки в городе начались после того, как «13 октября забастовали ученики (преимущественно евреи) коммерческих училищ»16. Этим отчасти можно объяснить то, что борьба за права и свободы в Одессе вылилась в конечном счете в еврейский погром, в котором помимо черносотенцев и переодетых полицейских участвовало много мещан, напуганных еврейской угрозой.

Как свидетельствует ход событий, забастовки и митинги начались после того, как 14 октября при разгоне мирной демонстрации гимназистов и студентов у стен женской гимназии г. Березиной, на Канатной улице, городовые пустили в ход шашки. В результате, было ранено 6 студентов, 5 курсисток и несколько гимназистов. Расправа над беззащитными подростками, среди которых было много девочек, вызвала бурю негодования практически у всего населения города. В этот же день в университете заседала светская комиссия по вопросу об избиении учащихся, а вечером в 5 ч. началась сходка учащихся всех учебных заведений, на которой присутствовало около 4 тыс. человек. Началась забастовка типографских рабочих. Вечером в городской управе состоялось заседание гласных и представителей всех групп населения для обсуждения положения вещей.

15 октября градоначальник Д. Б. Нейдгарт вывесил по всему городу объявление, предупреждавшее: «Брошенный из толпы камень может послужить поводом для действия оружием». Как сообщают очевидцы, «камни стали бросать очень подозрительные личности, которые шушукались с городовыми и дворниками»17. На улицы ввели войска. Собрание издателей и сотрудников газет единогласно постановило в виду серьезности политического момента приостановить временно издание газет. Забастовали банковские служащие. Целый день на улицах происходили митинги, в которых приняло участие около 20 тысяч человек. Все учебные заведения были закрыты. К забастовке присоединились и банковские служащие. Полностью прекратилось железнодорожное сообщение, закрылись и железнодорожные мастерские. Вслед за этим забастовали и служащие городского общественного управления. Забастовщики выдвинули требование созыва учредительного собрания на началах всеобщего и равного избирательного права с прямым тайным голосованием при предварительных условиях свободы союзов, собраний, слова, печати, неприкосновенности личности и жилищ. К одесской городской думе были предъявлены следующие требования: организовать городскую милицию; обеспечить помощь забастовщикам; предоставить городские здания для митингов; учредить особый комитет из представителей городского общественного управления союзных и рабочих организаций для заведования всеми общественными городскими делами; бойкотировать все административные учреждения за исключением тех, которые необходимы для нормальной жизни города. Совещание постановило также прервать всякую связь с полицией и администрацией и установить коллегиальное управление из лиц, выбранными служащими каждого управления18. В думе состоялось совещание гласных в присутствии совета профессоров и представителей различных групп населения, посвященное обсуждению вопроса о городской милиции и образованию комитета общественного спасения. Предъявлены требования об образовании милиции для самообороны и прекращения ассигнования на содержание полиции и войск. Голова думы предупрежден, что в случае отказа учредить комитет общественного спасения все городские учреждения, канцелярии и управы прекратят работу.

16 октября, ссылаясь на «распоряжение высшего правительства», градоначальник объявил о недопущении посторонних лиц в здание университета для народных собраний. На улицах возникли баррикады. Градоначальник выступил с угрозой, что 30 тыс. мещан готовы выйти на улицы, чтобы защитить порядок. По его словам, мещане готовы сжечь университет, поскольку он развращает их детей, и уничтожить крамольников. Аналогичным заявление сделал и глава местной полиции. Однако мещанский староста Добровольский выступил с опровержением, назвав подобные заявления клеветой на мещан19. 17 октября начались аресты тех, кто строил баррикады. Среди арестованных оказалось много детей. На улицах возникли перестрелки.

18 октября в печати появляется «Высочайший манифест»: «На обязанность Правительства возлагаем Мы выполнение непреклонной Нашей воли: 1. Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы в началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов. 2. Привлечь к участию в Думе те слои населения, которые лишены избирательных прав. 3. Законодательную власть — исключительно Государственной Думе»20. Манифест был воспринят, как победа демократических сил и вызвал бурю энтузиазма. Вот как описывает реакцию одесситов на царский манифест одесский корреспондент одной из московских либеральных газет: «Скоро высыпали на улицы многочисленные толпы ликующего народа. Главная часть города представляла собою сплошное море красных знамен, черных флагов и венков в честь борцов за свободу. Из открытых окон женщины сыпали цветы, мужчины аплодировали, раздавалось стройное пение гимнов о свободе. Среди демократов были и офицеры; они братались с толпой, обнажали перед красными знаменами головы»21. Редакторы одесских газет послали телеграмму С. Ю. Витте с заявлением, что выпускают газеты без предварительной цензуры на основании Высочайшего манифеста. И в это время из города выводят войска — событие, которое не получило однозначного толкования в российской прессе. Консервативное «Новое время», которое старалось быть сдержанным и, очевидно, поэтому практически все свои сообщения о событиях в Одессе перепечатывало из «Правительственного вестника», представило это как проявление солидарности городских властей с демократически настроенными жителями города. Газета сообщала: «Войска и полиция, энергично с утра охранявшие город, сняты. Командующий войсками вышел к толпе и также кричал вместе с ней «Да здравствует конституция»22. Либеральные «Русские ведомости» оценили этот поступок градоначальника как провокацию, давшую толчок погромам. Газета указывала на то, что еще задолго до событий черносотенцы говорили властям: «дайте снять военное положение, и мы евреям и «интеллигентам» покажем»23. Вот как она описывает кровавые события, начавшиеся 18 октября: «Во вторник появился манифест о «конституции». К полудню полиция почему-то снялась. На улицах не видно было ни одного городового, ни одного надзирателя. Кое-где оканчивали свою работу казаки и драгуны. В это утро был избит нагайкой и сотрудник газеты, беллетрист Н. Осипович. Скоро высыпали на улицы многочисленные толпы ликующего народа… Вдруг среди ликований по толпе, наполнившей центр, прошел ужасный слух: «На Дальницкой режут евреев». Скоро стали известны некоторые подробности: «Снятая с центра полиция была прикомандирована к окраине. Там переодетые полицейские всех типов водили хулиганов на «врагов Царя и отечества» — евреев. Пошли грабежи, а с ними и целый ряд убийств. Так местная власть ответила на Царский указ о конституции. Характер этого кровавого ответа, потрясавший город чуть ли не неделю, — пять ужасных дней и ночей, — сразу определился: впереди шли «казаки» и городовые, за ними толпа с иконами и портретами Царя под сенью национальных флагов, с пением гимна и криками «ура», «бей жидов» совершила свое ужасное дело. Толпы хул иганов, разбившись на отдельные отряды, разошлись по улицам, идя последовательно по домам и магазинам, опустошая, наполняя карманы и подолы платьев награбленным добром и ломая все, что нельзя брать с собою… Казаки, сопровождавшие хулиганов, окружали их в безмолвии. Но только лишь группы самообороны начинали стрелять, казаки открывали по ним пальбу. На второй и третий день грабежа городовые, уже в форме, с револьверами в руках, шли рассеянным строем, отрядами под командой надзирателя и одобряли громил, которые отвечали им громко «ура». Разбой сразу принял самые ужасные формы. К одной прохожей женщине подбежали, заставили открыть рот, всунули туда револьвер и выстрелили. Очевидцы передают о растлении девочек, об изнасиловании женщин. На еврейских кладбищах лежат трупы, а в еврейских больницах лежат раненные с обрезанными частями тела. В синагоге «Матчас Эйл», на Пересыпи, хулиганы распороли живот сыну служки и заставили отца облачиться в религиозные одежды и прочитать над сыном молитву. Есть случаи, когда истреблялись целые семьи (Давидович, Вейцман на Слободке и т.д.). На Молдаванке хулиганы убили отца и мать на глазах их единственного ребенка 10-ти лет. Мальчик сошел с ума. Число круглых сирот вследствие убийства их родителей очень велико»24.

Погрому, как всегда, предшествовали слухи. О том, какого рода слухи распространялись среди местного населения, легко судить по черносотенной прессе. Так, в своей брошюре, посвященной октябрьским событиям 1905 года и призванной оправдать действия градоначальника и черносотенцев, А.И. Елишев главной причиной погромов считает «наглость жидов», которые несли чучело царя без головы, заставляли прохожих снимать шапки перед красным знаменем и целовать его, сорвали со здания городской думы надпись «Боже, царя храни!», а затем, ворвавшись в здание городской думы, изорвали портрет императора. «Толпа, — пишет он, — допускала издевательства над русскими и в ней слышались возгласы евреев вроде: «Мы дали вам Бога, дадим и царя!». Появились ораторы, возбуждавшие в толпе осуждение главных мест Манифеста и приглашавшие ее к тому, чтобы насилием и террором добиваться учреждения демократической республики»25. Согласно этим слухам, евреи собирались провозгласить Черноморско-Дунайскую республику с евреем-президентом во главе26. Даже называлось конкретное имя — адвокат Пергамент. Черносотенцы пытались представить себя как защитников царя и спасителей отечества. Собственно, окружению Николая II удалось внушить императору это и тот, в конце концов, объявил черносотенцев «первыми людьми российской империи» и назвал их «образцом патриотизма», «национальной гордостью»27.

И это не удивительно, многие из этих слухов попали в официальный отчет сенатора Кузьминского. Согласно этому отчету, возмутителями спокойствия в Одессе тоже были евреи, которые еще в июне месяце подстрекали рабочих на бунт и постоянно вступали в вооруженную борьбу с полицией. С выходом указа об автономии университетов Новоросийский университет становится ареною митингов и, добавляет Кузьминский, «конечно, преобладающим элементом на этих митингах были евреи, которые являлись главными ораторами, призывали к открытому восстанию и вооруженной борьбе с самодержавием и существующим государственным строем»28. Октябрьское восстание, согласно отчету, началось с того, что ученики коммерческого училища Николая I и Файга, «как наиболее восприимчивые к революционной пропаганде, вследствие принадлежности большинства учащихся в них к еврейской национальности»29, приняли решение прекратить занятия, а затем стали обходить все другие средние учебные заведения города и «насильственно прекращать занятия в них». После выхода приказа градоначальника о недопущении посторонних лиц в университет «учащиеся и еврейская молодежь» образовали толпу и «демонстративно с угрозами полиции и войскам направилась к центру города, закрывая промышленные и торговые заведения»30. Эта же толпа разгромила американский магазин оружия и стала по всему городу сооружать баррикады. Из-за баррикад, «за которыми разместились демонстранты, большею частью евреев, с женщинами и подростками в их числе»31, стали раздаваться выстрелы по войскам. По войскам стреляли с крыш, балконов и окон, прилегающих к баррикадам домов. Среди мирного населения убито было 9 человек, ранено 80, у войск — ранен 1 казак, 4 городовых, 1 офицер. Среди убитых оказались студенты-санитары. Из отчета следует, что забастовка была не добровольной, а явилась следствием насилия, которое евреи учинили над мирными жителями города. Они организовали вооруженное сопротивление полиции и войскам, приведшее к человеческим жертвам. Они же спровоцировали погром. Радость, которая была вызвана обнародованием Манифеста, согласно отчету, быстро сменилась враждебностью по отношению к правительству. «Молодежь, и в особенности еврейская, с видимым сознанием своего превосходства и даже наглостью, стала указывать русским, что свобода не добровольно дана, а вырвана у правительства евреями»32. В отчете мы встречаем те же слухи, которые находим в черносотенной литературе, но здесь они представлены уже как свидетельства. Так, пристав Александровского участка Рацишевский свидетельствовал, что евреи говорили русским: «теперь мы будем вами управлять», а помощник полицмейстера Кисляковский заявлял, что в толпе раздавались крики: «Мы вам дали Бога, дадим и царя (или правительство)»33. Другой причиной, приведшей к погрому, согласно отчету, являются многочисленные издевательства евреев и студентов над городовыми. Как психологический триллер читаешь отчет о том, как толпа евреев гналась за городовыми Губием и Ильницким. К счастью, последнему удалось скрыться, «а Губия толпа евреев, вооруженная револьверами, топорами, колами и железными палками, ворвавшись во двор, нашла спрятанным на чердаке и так изувечила, что он по дороге в больницу умер, два же отрубленных пальца его руки найдены дворником Херсоненко на лестнице, ведущей на чердак»34. Ниже мы читаем, как многотысячная толпа брала приступом Александровский участок, требуя выдачи политических заключенных и угрожая «не оставить от участка камня на камне». В результате ректор Занчевский договорился с градоначальником обменять политзаключенных на городового Губия, который, как выяснилось, был просто задержан. А не зверски убит. В результате угрозы жизни городовым градоначальник приказал им оставить посты, и их места стали занимать отряды самообороны. Из отчета видно, что в городе были две группы самообороны: студенческая милиция и еврейская оборона. Именно студенческая милиция, организованная коалиционным советом и состоящая из студентов, рабочих и моряков, взяла на себя функции охраны общественного порядка вместо дискредитировавших себя полицейских. «Что же касается еврейской обороны, — читаем мы в отчете, — то она, не имея правильной организации, стала формироваться… после Кишиневского погрома и в своем основании имеет соглашение еврейского населения, в случае каких-либо погромов, с оружием в руках защищать в пределах своего участка целостность и неприкосновенность личности и имущества»35. То, что еврейская самооборона выполняла исключительно оборонительные функции, вынужден был признать и сенатор Кузьминский. Он обвиняет только студенческую милицию в том, что та «задалась целью не столько водворить порядок, сколько противодействовать войскам и власти»36 и ставит в вину градоначальнику, что она выполняла эти функции с его согласия.

Начало погрома в отчете представлено в духе черносотенного триллера. Оказалось, что толпа с красными знаменами, «состоящая преимущественно из евреев», насильно заставляла рабочих снимать шапки перед красными флагами. «После отказа рабочих, — сообщается в отчете, — из толпы раздались выстрелы; рабочие, хотя и безоружные, успели разогнать толпу и преследовали до Прохоровской улицы, где к толпе присоединилась еще толпа вооруженных евреев численностью до 1 тысячи человек, которая стала стрелять в рабочих»37. Многотысячная толпа евреев открыла огонь на поражение также по войскам и полиции, стрельба велась с крыш, балконов и окон. К счастью, убитых и раненых сред и представителей власти не оказалось. Четверых рабочих, которые, по сведению пристава Михайловского участка, были убиты, также не смогли обнаружить. Это и стало поводом к тому, что «русские рабочие и люди без определенных занятий, так называемые хулиганы, стали ловить и избивать евреев, затем перешли к разгрому и разорению еврейских домов, квартир и лавок»38. Смешно, конечно, читать этот «отчет» ввиду многочисленных несуразностей. Его можно было бы воспринимать как юмористический рассказ, если бы не те зверства черносотенцев, которые за ними последовали и которые пытался сенатор оправдать.

Утром 19 октября неожиданно началась патриотическая манифестация, состоящая преимущественно из портовых босяков, рабочих Московской артели и городовых. Как отмечает С. Я. Боровой, рабочих поденщиков, не имевших, как правило, постоянной работы и жилья, которых называли «босяками», в Одессе к 1903 г. по некоторым данным насчитывалось до 20 тыс., тогда как общая численность фабричных рабочих составляла примерно 25 тыс.39 Число же «бесприютных нищих», к которым относили и босяков в Одессе доходила до 50 тыс. Они вместе с полицейскими и составили основное ядро погромщиков. Причины манифестации в отчете сенатора Кузьминского объясняются точно так же, как и в объяснительной записке градоначальника Нейдгарта: «озлобление, вызванное поведением евреев в течение всего предшествующего дня, их дерзким и наглым поруганием и осквернением национального чувства русского населения, должны были вылиться в какой-либо протест и выразиться во внешних проявлениях национального своего достоинства и верноподданической преданности Государю Императору»40 В действительности же, манифестация черносотенцев носила провокационный характер. На утро 19 октября назначено было траурное захоронение убитых 16 октября студентов, и группы людей стали развешивать уже по городу траурные флаги. Боясь, что траурная демонстрация перерастет в политическую и демонстранты снова начнут требовать отставки градоначальника, Нейдгард решил организовать «патриотическую» демонстрацию. Прокурор судебной палаты Поллан подтвердил комиссии, что «утром 18 числа сам Нейдгарт говорил ему, что разрешил русскую патриотическую манифестацию»41. Градоначальник рассчитывал на провокацию, за которой должна была последовать расправа над революционерами. К счастью, студенческий совет успел правильно оценить ситуацию и отменил траурную процессию, но предотвратить погромы он не смог. Как сообщал «Правительственный вестник», в мирную демонстрацию рабочих, шедших с пением «Боже, Царя храни», «революционная партия» бросала бомбы, стреляла из окон и балконов и вследствие этого разъяренный народ начал разносить еврейские магазины42. Однако, по свидетельству очевидцев, эта «мирная и спокойная демонстрация» шла под лозунгами: «да здравствует царь, да здравствует свобода, долой жидов, бить их надо»43. Несмотря на эти свидетельства, отчет поддержал официальную версию, что погром спровоцировали евреи, стрелявшие в мирную демонстрацию, которая очень быстро превратилась в озверевшую толпу. Ординатор клиники женских болезней Новороссийского университета доктор Радецкий был свидетелем того, как «на Картамышевской улице, во дворе трехэтажного дома №5, толпа хулиганов убивала на месте евреев; на его глазах хулиган каким-то станком раздробил еврею голову; другой хулиган ударом по голове свалил замертво девочку». Он видел, «как хулиганы со второго и третьего этажей выбрасывали детей на мостовую, а одного ребенка хулиган схватил за ноги и, ударив головой об стену, размозжил ему голову»44. По свидетельству очевидцев, полиция и войска безучастно смотрели на действия хулиганов. На вопрос, почему не прекращаются погромы, один городовой с Пересыпи ответил, что «начальство разрешило бить евреев три дня за то, что они изорвали портрет Государя и сломали надпись на думе «Боже, царя храни!»45 Полицейские избивали только студентов и стреляли только в еврейскую самооборону и студенческую милицию.

20 октября погром принял характер исключительно еврейских беспорядков, грабежи происходили по всему городу, грабили в основном еврейские магазины. Полиция стала разоружать революционеров. Как сообщает «Одесский листок», 19 и 20 октября у всех людей, участвовавших в самообороне, отнимали оружие и этим же оружием их расстреливали46. Нужно отметить, что создание отрядов самообороны, в которых участвовала не только еврейская молодежь, но и студенты и гимназисты других национальностей, а также рабочие, осуществлялось на законных основаниях. Ст. 101 уложения о наказаниях и ст. 45 нового уложения о наказаниях признавала за лицом, жизнь или имущество которого подвергается посягательству со стороны другого лица, право вооруженной защиты. Статья 108 уложения о наказаниях и ст. 45 нового уложения о наказаниях допускали кроме того употребление мер необходимой обороны не только для собственной защиты, но и для защиты других людей, находящихся в том же положении. Разоружая людей, отважившихся на самооборону, полиция тем самым открыто становилась на сторону погромщиков.

20 октября градоначальник Нейдгарт расклеил по всему городу объявление: «Убедительно прошу остановить стрельбу из окон во избежания необходимости разрушать артиллериею дома, из которых стреляют». Это объявление представляло собой тактический ход, приведший к еще более кровавым последствиям. Полиция не только получила право осуществлять обыски домов, чем не упустили возможности воспользоваться грабители, которые под прикрытием полиции врывались в дома и грабили, но и развязало ей руки в борьбе с отрядами самообороны. «В толпе, — сообщают очевидцы, — были провокаторы, которые стреляли в воздух и кричали, что стреляют из домов. Дом моментально превращался в неприятельскую крепость. Его расстреливали, хулиганы брали его штурмом и резали всех спрятавшихся там людей» 47. Расследование сенатора Кузьминского подтвердило тот факт, что «городовые сами производили выстрелы в землю или воздух и затем ложно указывали войскам, как будто эти выстрелы последовали из окон еврейских домов, чем и вызывали обстреливание войсковыми частями означенных домов и допущение жестокой расправы с теми евреями и их семьями, которые оказывались в этих квартирах»48. По фактам следствия было возбуждено судебное преследование против 4-х полицейских приставов, 7-ми помощников приставов, 12-ти околоточных надзирателей и 19-ти городовых одесской городской полиции. Расследованием было доказано также то, что «солдаты и казаки также нередко участвовали в расхищении товаров из разбиваемых лавок и разных вещей из разгромленных еврейских квартир»49, а также «убивали без всякой причины совершенно неповинных лиц»50.

Новая тактика принесла свои плоды. 21 октября было перерезано гораздо большее число людей, чем за два предыдущие дня вместе взятые.

22 и 23 октября грабежи продолжались и лишь 24 октября было достигнуто относительное спокойствие. К 25 октября были сделаны первые более или менее точные подсчеты. Результаты оказались удручающими. По некоторым данным, всего убитых за четыре дня — свыше 1100 человек, раненных — до 3 тыс.51 24 октября начались захоронения евреев. Многих хоронили в братских могилах по 35 человек, масса убитых были не опознаны. В знак траура были закрыты магазины города. Официальные цифры гораздо скромнее: «По сведениям полиции, число убитых превышает 500 человек, из них более 400 евреев, зарегистрированных полицией — 289 человек, из них — 237 евреев. По сведениям кладбищенских смотрителей, за время событий и после того до ноября было похоронено на христианском кладбище — 86 человек и на еврейском — 289 человек»52. Разграблено было 1632 еврейских помещения, включая магазины, квартиры дома. Ущерб потерпевших, по их собственной оценке, составил 3668824 рубля.

Чтобы оправдать свои действия, градоначальник пытался представить события как попытку государственного переворота, от которого он якобы спас отечество. В «Официальном сообщении» он, в частности, писал: «Освободительное движение, охватывая все более широкие круги интеллигенции, вылилось в Одессе в революцию, к оторая стремилась захватить фактически власть и совершить переворот вооруженным путем»53. Однако истинный смысл происшедших событий не ускользнул от бдительного взгляда современников. В обращении «К народу!» корреспондент «Одесского листка» указал, что за всем этим стоят «темные силы» — «отживший свой век старый бюрократический режим», «взяточники и держиморды». «Им нужно доказать, — писал он, — что русский народ не достоин добытой ими свободы. И они хотят опозорить его! Этим темным силам хочется, при последнем издыхании, создать смуту на Руси. Хотят доказать, что народу русскому нужен кнут и ежовые рукавицы. И они подбивают вас на убийства и грабежи… Им нужна анархия. Нужна для того, чтобы доказать, как еще не доросла до свободы народная масса…»54 Особенностью погромов 1905 года было то, что власти впервые открыто стали на сторону черносотенцев, тогда как в 1881 г. они стремились еще честно выполнять свой долг. В 1905 г. для многих уже стало очевидным, что еврейские погромы были организованы для того, чтобы остановить развитие революционных событий и сохранить прежний режим. Они должны были послужить радикально настроенным либералам предупреждением о том, что может ожидать их. Не случайно в тех городах, где евреев практически не было или было крайне мало, в частности, в Москве, Ярославле и других городах центральной части России, объектом погромов стали учащаяся молодежь и «интеллигенты».

Ближайшим следствием еврейских погромов в Одессе стал отток еврейского населения из города и еще большая поляризация политических сил. За оттоком еврейского населения из России последовал и отток еврейского капитала. Для большинства еврейских интеллигентов после октябрьского погрома 1905 года стало очевидным, что российское правительство не заинтересовано в культурном и экономическом процветании еврейского населения Российской империи. Разочаровала их и русская либеральная интеллигенция. Разочаровала своей непоследовательностью, обусловленной во многом их приверженностью имперской идеологии, которая и привела в конечном счете многих из либералов на позиции скрытого антисемитизма. Следствием этого разочарования стало усиление националистических и революционных настроений в среде еврейской молодежи. В этот период возникает множество разного рода революционных, националистических и революционно-националистических партий. И этот раскол, который происходит в среде еврейской интеллигенции, фактически явился отражением тех изменений, которые совершились в российском обществе в ходе революционных событий. В условиях радикализации политических взглядов доминирующими становятся национальная и социалистическая идеи. Лишь относительно небольшая часть, как правило, состоятельных евреев по-прежнему придерживалась либеральной идеологии. В этих условиях наиболее бедные слои российского общества воспринимают либерализм как идеологию буржуазии. Для еврея-социалиста еврей-либерал становится выразителем и защитником капиталистического строя. Для большинства обездоленных евреев социалистическая идея становится более привлекательной, чем либеральная идея, поскольку она воплощала в себе идеал самого справедливого социального строя, в котором, по их мнению, только и могут быть полностью реализованы либеральные ценности. Социализм для обездоленной части как русского, так и еврейского населения выступал как воплощение архитипической идеи «царства божьего на земле». Но этот идеал многими понимался по-разному, а потому и привел к неожиданным для большинства бывших либералов последствиям.

В 1917 г. революционное движение народных масс, начавшееся как движение в защиту прав рабочих, вылилось в движение за построение социалистического общества. Объектом народного гнева стала уже не только либеральная, но и консервативная интеллигенция. Это движение, используя самые радикальные либеральные лозунги, включая и право народов на национальное самоопределение, смело с политической карты России все буржуазные партии и полностью разрушило прежнюю государственную машину. Однако общество, которое было построено большевиками, оказалось еще более антигуманным, чем царский режим. Для носителей патриархального сознания, сформировавшегося в условиях общинного землепользования, социалистическая идея оказалась ближе, чем либеральные ценности Запада. Поэтому неудивительно, что социалистический идеал в интерпретации русского человека снова приобрел ярко выраженные имперские черты. Хотя новое общество было атеистическим, но его мессианские функции сохранились. Руководящей стала уже идея не православной империи, а рабочей идеократии. Тысячи интеллигентов, рабочих и крестьян, не принявших новый строй, были отправлены в ссылки или лагеря во имя благородной цели — построения справедливого строя во всем мире. Первыми жертвами новой имперской машины стали революционеры, особенно те, национальная принадлежность которых вызывала подозрение. Клеймо «враг народа» снова стали использовать для сплочения нации. Позже погромы приняли «цивилизованный» характер. Вместо уничтожения чужой собственности и ее владельцев организовывались публичные суды над «врагами народа», которыми опять оказывались почему-то, как правило, инородцы. Достаточно вспомнить суды над Зиновьевым, Каменевым и Троцким, дело жен членов ЦК, дело врачей, космополитов и т.д.

Всего этого можно было бы не упоминать, если бы не одно обстоятельство, непосредственно затрагивающее наши современные интересы. Когда полностью прогнивший, коррумпированный режим Кучмы зашатался и стало очевидным, что большая часть населения Украины не поддерживает его, московские политтехнологи вновь пустили в оборот старые стереотипы. Ставленник коррумпированной власти был объявлен «православным кандидатом в президенты». Для внедрения в сознание архаических стереотипов стали создаваться общественные объединения («Союз православных граждан Украины» и т.п.) и издаваться газеты («Православный телеграф» и т.п.). И вновь мы слышим: «Православная Украина в опасности!». Сторонники реальных демократических преобразований объявляются ставленниками «проамериканских сил», стремящихся посеять раздор между братскими русским и украинским народами. Всякий, кто голосует за оппозицию, согласно подобного рода сообщениям, «актом свободной воли предает Православие и голосует за гонения на Церковь». Любопытно, что во времена Кучмы, когда совершался раскол православной церкви, когда фактически уничтожалась многонациональная культура нашего региона и душилась свобода слова, подобные лозунги не выдвигались. О православной вере и братстве народов наши чиновники почему-то начинают вспоминать только тогда, когда под ними начинает шататься кресло и возникает угроза потери власти. И тот факт, что столетие великой либеральной революции и в России, и на Украине прошло совершенно незамеченным, лишний раз подтверждает, насколько сильны еще в нашем сознании стереотипы тоталитарного сознания и как далеко нам еще до европейских ценностей. Правда, «оранжевая революция» оставляет нам маленькую надежду на то, что дух свободы не искоренен еще полностью в сердцах наших граждан, что либеральные ценности не совсем еще чужды украинскому менталитету. Будем надеяться, что нынешнему президенту удастся вытащить нас из феодального болота и завершить то, что триста лет назад начал Петр I, а именно «втащить» в Европу если не Россию, то хотя бы Украину.

Примечания:

1  Витте С. Ю. Воспоминания. Царствование Николая II. — Т. 1, Москва-Петроград, 1923. — С. 223.
2 Столыпин А. Мысли о национализме. — Новое время, 11 (24) октября, 1905, № 10634.
3 Покровский М. Н. 1905 год. М.: ОГИЗ Московский рабочий, 1930. — С. 29.
4 Русские ведомости, 1903, № 114.
6 Бруцкус Ю. Еврейский вопрос в русской печати. — Еврейская жизнь. СПб., 1904, № 1. — С. 193.
7 Там же. — С. 193.
8 Там же. — С. 193.
9 Витте С. Ю. Воспоминания. Царствование Николая II. — Т. 1, Москва-Петроград, 1923. — С. 175.
10 Клейнборт Л. Капитализм и экономическое положение евреев в России. — Мир божий, 1905 г., № 4. — С. 252-253.
11 Там же. — С. 260.
12 Одесский листок, 4 (17) октября 1905, № 237.
13 Витте С. Ю. Воспоминания. Царствование Николая II. — Т. 1, Москва-Петроград, 1923, с. 176.
14 Там же. — С. 175.
15 Одесский листок, 8 (21) октября 1905, № 241.
16 Одесский листок, 16 (29) ноября 1905, № 267.
17 Одесский листок, 2 (15) ноября 1905, № 255.
18 Одесский листок, 26 октября (8 ноября) 1905, № 249.
19 Одесский листок, 2 (15) ноября 1905, № 255.
20 Правительственный вестник, 18 (31) октября 1905, № 222.
21 Русские ведомости, 30 октября 1905, № 285.
22 Новое время, 22 октября (4 ноября) 1905, № 10638.
23 Русские ведомости, 30 октября 1905, № 285.
24 Русские ведомости, 30 октября 1905, № 285.
25 Елишев А. И. Октябрьское вооруженное восстание в Одессе. — Москва, 1905 г. — С. 17.
26 Там же. — С. 19.
27 Витте С. Ю. Воспоминания. Царствование Николая II. — Т. 2, Москва-Петроград, 1923. — С. 33.
28 Материалы к истории русской контр-революции. — Т. 1. Погромы по официальным документам. СПб., 1908 г. — С. CXVIII.
29 Там же. — С. CXIX.
30 Там же. — С. CXXIV.
31 Там же. — С. CXXIV.
32 Там же. — С. CXXXIV.
33 Там же. — С. CXXXV.
34 Там же. — С. CXXXVI.
35 Там же. — С. CXLII.
36 Там же. — С. CXLII.
37 Там же. — С. CXLVII.
38 Там же. — С. CXLVII.
39 Боровой С. Я. Положение рабочего класса Одессы в XIX и начале ХХ в. (исторические заметки). Оттиск журн. статьи. — С. 313.
40 Материалы к истории русской контр-революции. — Т. 1. Погромы по официальным документам. СПб., 1908 г. — С. CXLVIII.
41 Там же. — С. CXLIX.
42 Правительственный вестник, 22 октября (4 ноября) 1905, № 226.
43 Материалы к истории русской контр-революции. — Т. 1. Погромы по официальным документам. СПб, 1908. — С. CXLIX.
44 Там же. — С. CLI.
45 Там же. — С CLIV.
46 Одесский листок, 2 (15) ноября 1905, № 255.
47 Одесский листок, 2 (15) ноября 1905, № 255.
48 Материалы к истории русской контр-революции. — Т. 1. Погромы по официальным документам. СПб, 1908. — С. CLIV.
49 Там же. — С. CLV-CLVI.
50 Там же. — С. CLVI.
51 Русские ведомости, 27 октября 1905, № 282.
52 Материалы к истории русской контр-революции. — Т. 1. Погромы по официальным документам. СПб, 1908. — С. CLХVI.
53 Одесский листок, 5 (18) ноября 1905, № 258.
54 Одесский листок, 28 октября 1905, № 251.

 

Прочтено: 4466      

ОтличноОчень хорошоХорошоНормальноПлохо