ЭФФЕКТ БУМЕРАНГА: ЕВРЕЙСКИЕ ПОГРОМЫ И СУДЬБЫ ЛИБЕРАЛЬНОЙ ИДЕИ В РОССИИ (1881)

Сергей Секундант

М. Г. Моргулис, бывший на протяжении многих лет общепризнанным лидером еврейской общины г. Одессы, очевидец погромов 1871, 1881 и 1905 годов, сравнивая различные подходы к еврейскому вопросу своих современников, указал на один существенный их недостаток - односторонность и узость их подходов. "Еврейский вопрос, - писал, в частности, он, - является вопросом исключительно еврейской национальности, когда его рассматривают с точки зрения обособленной, всегда имеющей при этом в виду не выяснение вопроса, а достижение целей, вопросу посторонних. Если же подойти к вопросу, окрашенному названием еврейский, с точки зрения более широкой, он окажется настолько глубоко коренящимся в общих, государственных, социальных и экономических условиях той страны, в которой евреи живут, что изучение его не в связи с этим последним представляется немыслимым"1. Цель данной статьи - рассмотреть феномен еврейских погромов как русскую и, если хотите, даже как украинскую проблему, как проблему тех народов, на территории которых они имели место. Основная задача данной статьи состоит в том, чтобы выяснить, чем были вызваны погромы, с решением каких чисто внутренних проблем они были связаны, какую функцию они выполняли, и какие последствия они имели для дальнейших судеб народов России.

Уже антиеврейские выступления 1881 года и последующие за ними события показали, что погромы являются проявлением более глубоких и сложных социально-экономических и социально-психологических процессов и выполняли вполне определенные функции в российском обществе. То обстоятельство, что погромы охватили юго-запад России объясняется не только густотой еврейского населения в этом районе, неизбежным следствием чего стал более тесный контакт евреев с русским населением, но и характером и динамикой тех социальных и экономических процессов, которые происходили в этот период в южных регионах Российской империи. Как отмечал С. Я Боровой, "в степных районах России развитие капиталистических отношений в сельском хозяйстве началось раньше и шло интенсивнее, чем в любой другой части страны"2. Социальным следствием быстрой капитализации сельскохозяйственного производства явились тысячи разорившихся крестьян, которые в поисках заработка хлынули в крупные города. Они принесли в большие города не только свою крестьянскую психологию, формировавшуюся в течение веков преимущественно в условиях патриархального уклада и общинного землепользования, но и чувство ненависти к новым, капиталистическим отношениям, в которых производительный труд крестьянина или рабочего уже не играл той определяющей роли, которую он имел ранее, а все большую роль начинали играть факторы (финансовые, организационные и др.), значение которых для крестьян оставалось непонятным. Носителем патриархального сознания была и русская консервативно настроенная интеллигенция, ряды которой пополнялись главным образом из числа обедневших и разорившихся дворян. Для них была характерна неприязнь не только к "кухаркиным детям", но и к "выскочкам", т.е. представителям низших сословий, сумевших, благодаря своим личным качествам, добиться более высокого социального статуса или экономического положения. Несмотря на то, что разорившиеся крестьяне и интеллигенция занимали разное положение в обществе, их объединяло очень многое. И те, и другие были носителями патриархального сознания, тех идеалов и ценностей, которые под давлением быстро меняющихся экономических условий стали вытесняться новыми. И теми, и другими новые экономические отношения воспринимались как "несправедливые", а потому и "безнравственные". И те, и другие искренне верили, что новые отношения чужды "русскому укладу жизни", а связанные с ним ценности навязано "русскому человеку" извне Западом, "инородцами" и т.п. Именно эта среда породила славянофильство - идеологию, которая отстаивала особый "русский путь", отличный от западного, и рассматривала привнесенные с Запада либеральные идеи, как чуждые и даже враждебные "русскому духу". Бессознательно защищая прежний, по своей сущности феодальный, уклад жизни, славянофилы заложили основы "новой консервативной идеологии".

Фотография И. Мигурского с картины
В. Вахренова "Еврейский погром".
Из коллекции А.А. Дроздовского (Одесса).

Спор либералов и консерваторов начала восьмидесятых годов фактически явился продолжением спора славянофилов и западников. Для консерваторов, как и для славянофилов, характерны были те же обвинения противников в отсутствии патриотизма, те же претензии на роль защитников отечества и простого народа от внешних и внутренних врагов. Но если славянофилы представляли собой небольшую группу русских интеллигентов, то консерваторы к началу 80-х годов представляли собой уже огромную и достаточно разнородную (как по своему социальному статусу, так и по интеллектуальному уровню) социальную группу. Здесь можно было встретить и крестьянина, и помещика, и рабочего, и военного, и чиновника, и интеллигента. И чем большее число районов российской империи охватывал процесс капитализации, чем сильнее были его социальные последствия, тем больше становились ряды носителей консервативного сознания. Именно в этой среде начинает формироваться консервативная идеология, для которой становится характерным неприязненное отношение к "новому порядку", к новым экономическим отношениям и новым "хозяевам страны", а также ко всему чужеродному. Неудивительно, что евреи как "инородцы", как приверженцы иной религии начинают ассоциироваться консервативно настроенными слоями населения России с чуждым, а потому, и враждебным традиционному укладу жизни элементом. Как подчеркивает Ш. Эттингер, уже для славянофилов "антиеверейство, анти-иудаизм, а позже антисемитизм стали одним из принципов их подхода не только к частным вопросам гражданского устройства России, но и к общим политическим и моральным проблемам"3. Развитию юдофобии способствовали и другие социально-политические факторы. Лишенные права приобретать земельную собственность, традиционно считавшейся источником национального богатства, евреи активнее, чем обладающие этим правом народности юга России, включались в капиталистиче-ское производство и осваивали новые профессии, которые воспринимались местным населением, как не связанные с производством материальных благ и, следовательно, необязательные и даже "вредные". Это во многом способствовало формированию в среде простого народа взгляда на еврея, как капиталиста и эксплуататора. Не в меньшей степени росту антиеврейских настроений способствовал тот факт, что некоторым евреям из числа предпринимателей в течение короткого времени удалось стать крупными промышленниками и торговцами. Это порождало зависть, раздражение и неприязнь по отношению к богатым евреям, как у конкурентов, так и у простых людей. Лишенные многих гражданских прав и фактически изолированные от общества, евреи мало чем не отличались в этом отношении от преступников. Поэтому для коренного населения, которое считало себя хозяином земли, богатым еврей мог стать только преступным путем. Не только неграмотными крестьянами, но и представителями других сословий, в том числе купцами, промышленниками и интеллигенцией, богатый, а также образованный, занимающий высокое положение, еврей начинает восприниматься не просто, как конкурент, а как враг, отнимающий у русского человека то, что по праву ему должно было бы принадлежать.

Фотография И. Мигурского с картины
В. Вахренова "Еврейский погром".
Из коллекции А.А. Дроздовского (Одесса).

Именно в таких условиях социально-экономического и мировоззренческого кризиса начинает формироваться новая консервативная идеология, важнейшей составной частью которой становится антисемитизм. Рожденная на волне недовольства происходящими изменениями эта идеология питалась такими негативными эмоциями, как страх, разочарование, ненависть, зависть и т.п., характерными как для обедневших крестьян и "черни", т.е. людей, не имевших прочного социального статуса и перебивавшихся случайными заработками, так и для потерявших прежний статус помещиков, разорившихся предпринимателей и мещан. Фактически любой человек, подверженный этим эмоциям, мог стать благоприятным объектом воздействия подобной идеологии, а потому и ее носителем. Особенностью русской консервативной идеологии было то, что она заботилась не столько о защите традиций и традиционных ценностей, сколько о сохранении единства и могущества империи. Отсюда и постоянные войны, которые Россия вела с целью расширения и укрепления границ империи. Аналогичное мы видим и в древнем Риме, и в Британской империи. Имперское сознание нуждается в войнах и врагах. Поэтому неудивительно, что когда в России возник внутренний социально-экономический кризис, имевший глубокие социально-психологические последствия, консерваторы начали искать "внутреннего врага", на роль которого лучше других подходили "зарвавшиеся евреи".

Антисемитизм как идеология, возникшая на основе негативных эмоций и призванная культивировать их по отношению к евреям, только внешне имеет вид теории. В сущности, это - мифология, поскольку, как и религиозная мифология, антисемитизм стремится погрузить сознание в определенную эмоциональную атмосферу и привить ему таким путем определенные ценности и мировоззренческие установки. Как и религиозная мифология, антисемитизм стремится стать массовым сознанием. Но антисемитизм, как мифология, принципиально отличен и по своей природе, и по своим функциям от религиозной мифологии. Главное их отличие состоит в том, что религиозная мифология призвана культивировать позитивные эмоции, тогда как антисемитизм, напротив, культивирует исключительно негативные эмоции. Другое отличие - стремление юдофобов подвести "научную базу" под свои утверждения. С этой целью для подтверждения своих теорий отбирались только те факты, которые соответствовали данной "теории", а все противоречащие ей факты игнорировались. И если учесть, что "позитивные факты" интерпретировались в духе той "теории", которую они призваны были подтвердить, то станет ясным, что мы имеем дело не с научной теорией, а с мифом, который ассимилирует факты, чтобы придать себе видимость реальности. Напрасно М. Моргулис, спустя двадцать пять лет после погрома 1881 г., призывал оппонентов сесть за стол переговоров и, апеллируя исключительно к "фактам и разуму", решить наконец-то "еврейский вопрос". Никакого ответа он не получил и не мог получить. Он не понимал, что подобные мифы не зависят ни от фактов, ни тем более от разума. Главную роль в их формировании играют эмоции. Так, стоило некоторым евреям проявить нечестность при совершении некоторых коммерческих сделок, как возникает миф о "меркантильном духе евреев", и непорядочность начинают рассматривать, как характерную черту всех евреев. Если обманывал русский, то этого не замечали, как не обращали внимания на честность и порядочность многих тысяч других евреев. Стоило некоторым евреям разбогатеть, как возникает миф о захвате евреями всех отраслей торговли и промышленности в Новороссийском крае. Стоило некоторым евреям стать шинкарями, как всех евреев обвинили в спаивании русского народа. Даже стремление еврей-ской молодежи получить высшее образование, которое многими из них рассматривалось, как чуть ли не единственный способ вырваться из того бесправного положения, в котором оказалась большая часть еврейского населения, обернули против самих евреев. Евреев обвиняли в том, что они переполнили все учебные заведения и тем самым наносят непоправимый ущерб делу распространения образования среди христиан. Интеллигентный еврей, требующий к себе уважительного отношения, раздражает не в меньшей степени, чем богатый. Это раздражение обнаруживается в докладных записках министру иностранных дел Н. Игнатьеву и генерал-губернатора А. Дондукова-Корсакова, который сообщает о "вызывающем", "дерзком" поведении евреев-интеллигентов. Губернатор И. Дурново также сообщает о "наглости и пренебрежении ко всему русскому" со стороны евреев-интеллигентов, которые, по его мнению, "вследствие ощущения евреями своего превосходства обостряют ненависть к ним христиан"4. Подобные обвинения направлены были на то, чтобы сформировать в сознании широких масс определенные стереотипы, которые поддерживали бы у людей те же негативные эмоции, на базе которых они возникли. Использование подобных стереотипов - еще одна из особенностей антисемитизма как мифологии. Охваченное страхом сознание, подогреваемое воспаленным воображением, начинает формировать обобщенные стереотипы, которые призваны еще более усилить чувство страха и порождаемые им негативные эмоции. Обвинение евреев в стремлении к экономическому и интеллектуальному господству уже в этот период трансформируются в миф о том, что евреи представляют собой "государство в государстве", что эта "теократически-плутократическая республика" имеет международный характер и является масонской организацией, цель которой состоит в установлении мирового господства и порабощения христиан. Подобные мифы призваны были до предела усилить чувство страха перед евреями, породить ненависть и вызвать агрессию у тех, кто воспринял этот миф как реальную угрозу собственному существованию. Объектом воздействия их становились, как правило, люди с низким уровнем интеллекта и эмоциональные, особенно те, сознание которых легко подвергалось негативным эмоциям. Как показал еврейский погром в Одессе 1881-го года, в беспорядках активное участие принимали дети, а большую часть погромщиков составляли обитатели ночлежек. Большинство из них - это разорившиеся крестьяне, которые прибыли в город на заработки, но не смогли приобрести профессии, не имели постоянной работы и вынуждены были перебиваться случайными заработками. Они послужили той социальной базой, из среды которой формировались отряды погромщиков. К ним присоединились крестьяне из окрестных сел, некоторые мещане и мастеровые. Мотивы участия их в погроме тоже были разными. Некоторые из погромщиков руководствовались желанием напиться или обогатиться за чужой счет. Однако для большинства участие в погроме было чуть ли не единственным способом выплеснуть наружу всю совокупность негативных чувств, накопившуюся у них за долгие годы полуголодного и бесправного существования. Этот контингент людей стремился доказать себе и другим свою общественную значимость и полезность. Уже в начале 80-х годов эта немалочисленная категория погромщиков воспринимала себя как спасителей православной веры и отечества. Как отмечали либеральные газеты, погромщики руководствовались ненавистью не столько к евреям, сколько к "еврейской собственности". Так, газета "Порядок" писала: "Толпа, состоявшая из мещан, мастеровых и крестьян и занимавшаяся уничтожением еврейского имущества, ничего не брала себе; она не хотела даже пользоваться вручаемыми ей деньгами евреев; приняв деньги, она разбрасывала монету и рвала кредитные билеты на клочки".5 "Нравственный характер" первоначальных мотивов погромщиков, газета подчеркивает и тогда, когда описывает последовательность, в которой разворачивались события. "Нападали, - пишет она, - сперва на кассы ростовщиков и богатых евреев, на питейные заведения, на винные оптовые склады, на публичные заведения, на лавки, принадлежавшие евреям, а потом уже на все остальное, что принадлежало евреям и попадалось на глаза"6. Правда, газета вынуждена была признать: "единственно, чем пользовалась толпа - водкою". На нравственные мотивы своего поведения ссылались и мародеры. Так, крестьяне, не желавшие возвращать награбленное, заявляли сельским старостам, что "жидовское добро - "це наша крів" (это наша кровь)"7. Были среди мародеров и такие, которые на вопрос, зачем они забирали чужое имущество, простодушно отвечали: "чтоб не валялось - все равно, пришлось бы ему пропадать; не отдавать же жидам"8.

Разрушение до основания практически всех синагог в Елисаветграде свидетельствовало также о наличии в среде погромщиков религиозных мотивов. Русское духовенство и консервативно настроенные интеллигенты склонны были видеть в иудаизме главную причину "безнравственной" экономической деятельности евреев. Религиозный мотив был хотя и производной, но весьма важной причиной возникшего конфликта. Присутствие его в действиях погромщиков указывало на то, что уже в начале 80-х годов конфликт принял более глобальный, социокультурный характер. Главная роль в разжигании пожара ненависти принадлежала российской реакционной прессе. В самый разгар погромов, когда стали явными ужасные последствия "беспорядков", "Новое время" жалуется на то, что московская пресса мало уделяет внимания еврейскому вопросу. "А еврейская сила между тем, - пишет фельетонист этой газеты, - растет и растет в Москве. Это сказывается всюду и во всем. Я уже не говорю о купцах, ростовщиках и адвокатах; посмотрите на театральное дело: один еврейский меценат уже создал свою сцену; другой гешефтмахер, г. Бекман, собирается основать свой театр; посмотрите на врачебную профессию: евреи забрались во все ее отрасли и умеют хватать солидные куши и тепленькие местечки. Одну из наших больниц уже прозвали жидовской больницей, потому что в ней властвуют жиды и господствуют нехристианские порядки"9.

Столь широкому распространению антиеврейских настроений в среде простого народа способствовали во многом и слухи. Эта форма передачи информации пользуется особым доверием у людей эмоциональных, наделенных богатым воображением и не склонных ни к анализу предлагаемой информации, ни тем более к самоанализу. Погрому в Елисаветграде также предшествовали слухи. 28 апреля 1881 г. корреспондент газеты "Голос" в Херсонской губернии сообщает: "Еще задолго до праздников среди сельского населения ходили слухи о готовившемся избиении евреев; некоторые даже говорили, что на это есть "разрешение", что где-то получена "бумага", дозволяющая крестьянам посчитаться с жидами, что это официальное разрешение не объявляется народу только потому, что известные власти подкуплены и закуплены евреями"10.

Херсонский губернатор А. С. Эрдели "каждый день получал со всех концов губернии массу телеграмм, писем и заявлений от перепуганных евреев, моливших о защите, о помощи, о присылке войск…"11. Эти слухи не возникли стихийно, а целенаправленно распространялись среди населения. Так, корреспондент газеты "Голос" из Полтавы сообщал: "24-го апреля здесь были разбросаны по всему городу возмутительные прокламации, приглашающие чернь к избиению евреев и зажиточного класса. Такого же содержания прокламации были разбросаны по почтовому тракту, по пути от Полтавы до Гадача"12.

Антиеврейская истерия нагнеталась сознательно в течение долгого времени определенными кругами русской интеллигенции, проявлявшими особую заботу о здоровье нации и сохранности империи. Именно они стремились придать конфликту религиозный и даже политический характер. Подобные статьи, заметки, фельетоны, прокламации порождали слухи, приведшие в конечном счете к созданию столь напряженной психологической атмосферы, что достаточно было небольшой искры, чтобы разгорелся пожар. И чем эти слухи были нелепее, тем больше становилась опасность взрыва "народного негодования". Убийство Александра II, по-видимому, и стало тем поводом, который способствовал активизации и распространению подобных умонастроений, приведших в конечном счете к погрому.

Все же ведущую роль в разжигании межэтнической розни, без сомнения, сыграла реакционная пресса. То обстоятельство, что "нынешние глашатаи "народного духа" действительно сблизились с гнездившимися в меньшинстве народной массы низменными страстями, забыв более приличную для интеллигенции роль"13, газета "Порядок" рассматривала как "ближайший повод" к погромам. Главную же причину антиеврейских настроений газета видит в совпадении у евреев религиозного и экономического типа. Однако, характеризуя еврея как "экономический тип", газета, сама того не замечая, скатывается на позиции антисемитизма. "Стесненные искусственно в ограниченном районе дозволенных для еврейского жительства губерний, - пишет она, - и по традиции у***** держащиеся только сферы коммерческих промышленных занятий, евреи давно переполнили в этом районе ряды промышленников. В сфере коммерческой им слишком тесно и они часто с голоду должны изобретать совершенно новые, ненужные и даже вредные отрасли промышленности, лишь бы избегать, если возможно, мускульного труда. Нелюбовь к последнему - это специальное качество большинства наших евреев, их губящее. Вы найдете еще еврея ремесленника - часовщика, токаря, сапожника и т.д. - и редко встретите еврея-земледельца, не часто - фабричного рабочего. Они больше любят торговать и посредничать в коммерции - что выдвинуло их совсем в особый класс. В деревне еврей бывает землевладельцем, арендатором, приказчиком и фактором по найму рабочих; на фабрике - он опять приказчик, арендатор и фактор по найму рабочих; в деревне и городе он, кроме того, по преимуществу кабатчик и ростовщик"14. Евреи оказались в парадоксальной ситуации. Если либералы упрекали евреев в нелюбви к физическому труду, в особенности к земледельческому, и настаивали на необходимости приучать их к таковому, то консерваторы, напротив, в недопущении евреев к приобретению земельной собственности видели стратегическую и "постоянную задачу русского законодательства"15. Но и те и другие признают, как бесспорный факт, нелюбовь евреев к земледельческому труду. Позиции либералов и консерваторов сближаются и в вопросе об аморальности евреев. Так, "Одесский листок", соглашаясь с консерваторами, писал: "Корень ненависти русских к евреям действительно кроется в тех аморальных отношениях, в которых стали евреи к русскому трудовому народу на почве экономической"16. Главную причину "аморального отношения" евреев к русскому трудовому населению либералы видели в том бесправном положении, в котором оказался еврейский народ, а выход из положения - в ликвидации этого бесправия. Консервативная пресса, напротив, под несомненным влиянием своих германских коллег утверждала: "Евреи как раса, совершенно чуждая европейским племенам, обладают такими свойствами, которые решительно не дают им возможности ассимилироваться с русским населением, кроме, конечно, отдельных случаев"17. Несмотря на это различие консерваторов и либералов объединяло убеждение в необходимости подобной ассимиляции. Реакционность позиции либералов состояла также в том, что они требовали предоставить равные права не евреям как нации, не евреям как религиозной общности, а отдельным евреям как гражданам России, что, в условиях непризнания евреев как равноправной наряду с другими народами национальной общности, должно было вести к уничтожению еврейской культуры и, в конечном счете, искоренению евреев как нации. Это не осталось незамеченным их противниками. Так, "Новое время", отвечая на обвинения ее в антисемитизме со стороны газеты "Порядок", писала: "Но курьезно, что сам "Порядок" в том же номере с восторгом цитирует из записки князя Орлова рассуждения о необходимости предоставить евреям все гражданские и политические права, чтобы евреи, как "особое племя", перестали существовать. Разве это не то же желание "искоренить"? Вся разница …единственно в средствах искоренения"18. Автор статьи полагает, что "надо заботиться вовсе не о прививке еврейства ко всей России, а напротив, об искоренении его из той части последней, где евреи укрепились в силу исторических условий по наследству от Польши"19. В качестве средства достижения этой цели автор предлагает использовать стремление евреев к выгоде. "Сделайте еврею жизнь невыгодною, - считает он, - пребывание неудобным, он переселится туда, где ему покажется прибыльнее"20. Для этого, настаивает автор, не надо никаких насильственных мер, которые, по его мнению, малоэффективны и допотопны, "достаточно выработать такое законодательство о евреях, которое не только не давало бы приманки к притоку еврейских сил из-за границы, но всячески тянуло бы евреев к отъезду за границу и к приложению там своих коммерческих способностей"21. Если учесть, что "Новое время" выражало позицию консервативно настроенной части населения, которое в начале 80-х годов составляло большинство, то неудивительно, что именно его рекомендации в конечном счете определило политику царского правительства на ближайшие годы. В конце августа 1881 года министр внутренних дел Н. Игнатьев предписал генерал-губернаторам губерний, находившихся в черте оседлости, создать комиссии для принятия мер, способных оградить христиан от вредного влияния евреев. Созданная при одесском генерал-губернаторе А. Дондукове-Корсукове комиссия в качестве таких мер предлагала, в частности, упразднить институт казенных раввинов, отменить все льготы и преимущества для евреев, переходящих в христианство, ограничить прием евреев в высшие учебные заведения в соответствии с процентным соотношением евреев и христиан, запретить зерновую торговлю лицам, не имеющим гильдийских и приказчичьих свидетельств. Вплоть до 1905 года политика царского правительства в отношении евреев строилась в соответствии с рекомендациями этих комиссий. Правительство не только отказало в финансовой помощи еврейскому населению, пострадавшему от погрома, но и, наоборот, подвергла наказанию евреев, решившихся на самооборону. За открытый разбой судьи давали смехотворные наказания. С. М. Дубнов вполне справедливо такие действия государственных властей назвал "административным погромом"22. В соответствии с "Положением об усиленной охране" (август 1881 г.), столичным и местным властям предоставлялись неограниченные полномочия, вплоть до издания законов, отменяющих обычный закон. Законодательное регулирование деятельности евреев, таким образом, выходило из под контроля центрального правительства. Эта политика характеризовалась не только ужесточением российского законодательства по отношению к евреям, но и наступлением на права всех граждан. В этом отчасти виноваты были и либералы, которые пошли на уступки консерваторам и стали фактически на имперские позиции. Ясно осознавая и даже настаивая на том, что причины конфликта чисто экономические, они позволили консерваторам перевести анализ его причин из социально-экономической в национально-политическую плоскость. Лишь временами либеральная мысль России могла подняться до уровня общечеловеческих ценностей. Однако заявления либералов о том, что "сумма благосостояний отдельных членов государства и есть благосостояние всего государства" и "всякое другое благосостояние государства, при котором страдают и должны страдать хоть несколько его отдельных членов, есть только прикраса беззаконного самовластия, не больше!"23, тонули в море рассуждений относительно целесообразности использования евреев для достижения тех или иных целей, стоящих перед российской империей. Такая позиция русских либералов оттолкнула от них не только еврейскую интеллигенцию, которая рассматривала се-бя до этого, как часть либерального лагеря, но и российские власти, которые увидели в них врагов существующего режима, пособников революционеров и защитников враждебных Российской империи сил.

Как показали события 1881 года, еврейские погромы выполняли две основные функции. По планам организаторов они должны были, во-первых, снять ту социальную напряженность, которая возникла в среде разорившегося крестьянства, ряды которого все более и более пополнялись, и отвлечь его от революционной борьбы с самодержавием. Во-вторых, погромы должны были способствовать достижению единства нации, единства между народом, с одной стороны, и царем, русской интеллигенцией и огромной бюрократической машиной - с другой. Выступая своеобразным способом формирования национального самосознания, они должны были показать заботу властей о простом народе и способствовать тем самым духовному единству низов и верхушки империи, а также сохранению целостности государственного устройства. Евреи выступали в виде отдушины для выпускания пара. Однако такой способ решения социальных и национальных проблем имел для России совершенно неожиданные последствия. В среде российских евреев, и, прежде всего одесских, резко усилились палестинофильские идеи и начался отток евреев за границу. В России же наступил период господства реакции, от которой пострадали не только евреи, но и представители русской либеральной интеллигенции, Этот период, как известно, закончился только в 1905 году революцией.

Примечания

1 Моргулис М. Вопрос, именуемый еврейским. - СПб.: Общественная польза, 1906. - С. 3.
2 Боровой С. Я. Положение рабочего класса Одессы в XIX и начале ХХ в. // Из истории рабочего класса и революционного движения: Сб. ст. памяти акад. А. М. Панкратовой. - М., 1958. - С. 497-537.
3 Эттингер Ш. Исторические корни антисемитизма в Советском Союзе. - В кн.: Антисемитизм в Советском Союзе. Его корни и последствия. - Иерусалим: Б-ка Алия, 1979. - С. 12.
4 См.: Полищук М. Евреи Одессы и Новороссии. Социально-политическая история евреев Одессы и других городов Новороссии 1881-1904 гг. - М.: Мосты культуры, 2002. - С. 97.
5 Порядок, 24 (6) апреля 1881, № 111.
6 Порядок, 24 (6) апреля 1881, № 111.
7 Голос, 3 (15) мая 1881, № 121.
8 Голос, 3 (15) мая 1881, № 121.
9 Новое время, 2 (14) мая 1881, № 1858.
10 Голос, 3 (15) мая 1881, № 121.
11 Одесский вестник, 7(19) мая 1881, № 100.
12 Голос, 3 (15) мая 1881, № 121.
13 Порядок, (8) 26 апреля 1881, № 113.
14 Порядок, (8) 26 апреля 1881, № 113.
15 Новое время, 11 (23) мая 1881, № 1867.
16 Одесский листок, 30 апреля (12 мая) 1881, № 94.
17 Новое время, 1 (13) мая 1881, № 1857.
18 Новое время, 3 (15) мая 1881, № 1859.
19 Новое время, 1 (13) мая 1881, № 1857.
20 Новое время, 1 (13) мая 1881, № 1857.
21 Новое время, 1 (13) мая 1881, № 1857.
22 Дубнов С. М. Новейшая история еврейского народа. - М.: Мосты культуры, 2002. - Т. 3. С. 93.
23 Голос, 3 (15) мая 1881, № 121.