Пожалуйста, включите JavaScript! Как это сделать!
 Новости:  Расписание на февраль 2020 (5780г.)...  Файлы:  гл. Рье (Украшение для Лосяша) - 31.08.2019 ... 
Пожертвования
Помощь детям

    Желающие оказать 
    благотворительную  помощь детям из
    детских домов  и
    интернатов могут связаться  с нами по телефону:
    +38(048)711-14-95

Наша библиотека
Бесплатно!

    Справки по телефонам:
    Люба: +38(093)1165203, 7026756
    Олег: +38(098)4865894

Loading

СВЯТОСТЬ. КРАТКИЙ СЛОВАРЬ АГИОГРАФИЧЕСКИХ ТЕРМИНОВ

01/10/2008

В.М.Живов

Предисловие

     Почитание святых – это неотъемлемая часть православной духовности. Собор святых окружает верующего в его земной жизни от крещения, когда из этого собора ему дается небесный покровитель, и до погребения, когда церковь молится об упокоении и соединении усопшего с этим собором. Характер почитания святых определяется прежде всего преданием: мы научаемся жить со святыми и общаться с ними так, как жили и общались наши отцы и деды. Духовная ценность этого общения зависит от веры и чистоты сердца, и усилия ума могут служить здесь лишь частным подспорьем. Пути усвоения предания складывались веками – от поколения к поколению, от ведения и знания предков, запечатленных в их словах и в созданных ими иконах, к нашему постижению, углубляющемуся по мере нашего пребывания в стенах храма. В нынешнее время, однако, преемственность поколений была нарушена длительной эпохой гонений, “естественное” знание перестало быть общедоступным и потому возникла необходимость его “искусственного” восполнения. Многое здесь делается: открываются новые церкви, и сонм святых, стоящих на пути к алтарю, заботливо встречает пришедшего в храм; изданы многочисленные жития святых, древние патерики, творения отцов Церкви, сочинения новых духовных авторов. Духовный путеводитель по храму получил читатель в “Иконостасе” о. Павла Флоренского. Часто, однако, эти обращенные к нам слова могли бы стать более внятными для нас, если бы простейшие понятия, которые были общеизвестными, когда столетие тому назад эти книги печатались или писались, были объяснены и раскрыты в их исторической перспективе. Предлагаемый словарик и ставит перед собой эту ограниченную задачу.

     Первоначально этот словарь был написан как приложение для предполагавшегося издания трудов по русской агиографии Г.П.Федотова: “Святых древней Руси”, “Святого Филиппа митрополита Московского”, ряда статей. Публикация не состоялась, но сочинения Г.П.Федотова вышли в свет в разных изданиях и сейчас общедоступны. История русской святости, столь важная для нашего читателя, изложена в них со знанием дела, хотя трактовка отдельных фактов и может быть с*****й; во всяком случае, в основной своей части эти книги не устарели. Почитание святых в древней Руси обладает определенными особенностями, представлять их себе важно, поскольку они формировали отечественную духовную традицию, особенно ценную для нас; об этих особенностях пишет, в частности, Федотов, равно как и ряд других авторов. Для их понимания нужно уяснить ту разветвленную традицию, частью которой является русская духовность. Почти тысячелетняя история христианства, предшествовавшая крещению Руси, создала достаточное сложное представление о святости, выразившееся как в богословских построениях, так и в освященных традицией культовых формах – обрядах, обычаях, иконографии. Предлагаемый словарь поможет читателю получить элементарные сведения по этим вопросам, раскрыть для себя тот контекст – византийский и общехристианский, – в котором заняла свое место русская традиция почитания святых. Словарная статья содержит, как правило, указание на новозаветные источники разбираемого явления и описание его истории в раннехристианскую эпоху; сообщаются сведения о развитии описываемого явления в последующие периоды – преимущественно в Византии, но также и в западном христианском мире; если в истории русской культуры анализируемый феномен получил специфическое развитие, это развитие особо отмечается и описывается. Литература, посвященная рассматриваемым в словаре вопросам, чрезвычайно обширна, библиографические сведения превратили бы настоящее издание из элементарного пособия в специализированный справочник. Поэтому (кроме обычных указаний на тексты Св. Писания) в случае необходимости даются лишь сокращенные ссылки на стандартное издание святоотеческой литературы; приняты сокращения: PG, I-CLXI – Patrologiae cursus completus. Series graeca. Vol. I-CLXI. Accurante J.P.Migne. Paris, 1857-1866. PL, I-CCXXI – Patrologiae cursus completus. Series latina. Vol. I-CCXXI. Accurante J.P.Migne. Paris, 1865-1891.

Агиография (от гр. [греч] άγιος “святой“ и [греч] γράφω “пишу“), научная дисциплина, занимающаяся изучением житий святых, богословскими и историко-церковными аспектами святости. Жития святых могут изучаться с историко-богословской, исторической, социально-культурной и литературной точек зрения. С историко-богословской точки зрения жития святых изучаются как источник для реконструкции богословских воззрений эпохи создания жития, его автора и редакторов, их представлений о святости, спасении, обожении и т.д. В историческом плане жития при соответствующей историко-филологической критике выступают как первоклассный источник по истории церкви, равно как и по гражданской истории. В социально-культурном аспекте жития дают возможность реконструировать характер духовности, социальные параметры религиозной жизни (в частности, и так наз. народную религиозность), религиозно-культурные представления общества. Жития, наконец, составляют едва ли не самую обширную часть христианской литературы, со своими закономерностями развития, эволюцией структурных и содержательных параметров и т.д., и в этом плане являютсяпредметом литературно-филологического рассмотрения.

      Литературно-филологическое изучение житий выступает как основа всех прочих типов исследований. Жития пишутся по определенным литературным канонам, меняющимся во времени и различным для разных христианских традиций. Любая интерпретация житийного материала требует предварительного рассмотрения того, что относится к сфере литературного этикета. Это предполагает изучение литературной истории житий, их жанров, установление типичных схем их построения, стандартных мотивов и приемов изображения и т.д. Так, например, в таком агиографическом жанре, как похвала святому, соединяющем в себе характеристики жития и проповеди, выделяется достаточно четкая композиционная структура (введение, основная часть и эпилог) и тематическая схема основной части (происхождение святого, рождение и воспитание, деяния и чудеса, праведная кончина, сравнение с другими подвижниками); эти характеристики восходят к позднеантичному энкомиуму, и их разная реализация в процессе развития житийной литературы дает существенный материал как для историко-литературных, так и для историко-культурных выводов.

      Агиографической литературе свойственны многочисленные стандартные мотивы, такие, например, как рождение святого от благочестивых родителей, равнодушие к детским играм и т.п. Подобные мотивы выделяются в агиографических произведениях разных типов и разных эпох. Так, в актах мучеников (см.), начиная с древнейших образцов этого жанра, приводится обычно молитва мученика перед кончиной и рассказывается о видении Христа или Царствия Небесного, открывающегося подвижнику во время его страданий. Эти стандартные мотивы обусловлены не только ориентацией одних произведений на другие, но и христоцентричностью самого феномена мученичества: мученик повторяет победу Христа над смертью, свидетельствует о Христе и, становясь “другом Божиим”, входит в Царство Христово. Эта богословская канва мученичества естественно отражается и в структурных характеристиках мученических актов.

      В принципе, житие святого – это не столько описание его жизни (биография), сколько описание его пути к спасению, типа его святости. Поэтому набор стандартных мотивов отражает прежде всего не литературные приемы построения биографии, а динамику спасения, того пути в Царствие Небесное, который проложен данным святым. Житие абстрагирует эту схему спасения, и поэтому само описание жизни делается обобщенно-типическим. Сам способ описания пути к спасению может быть различным, и как раз в выборе этого способа более всего различаются восточная и западная агиографические традиции. Западные жития обычно написаны в динамической перспективе, автор как бы прослеживает из своей позиции, из земного бытия, по какой дороге прошел святой от этого земного бытия к Царствию Небесному. Для восточной традиции более характерна обратная перспектива, перспектива святого, уже достигшего Небесного Царства и от вышних озирающего свой путь к нему. Эта перспектива способствует развитию витийственного, украшенного стиля житий, в которых риторическая насыщенность призвана соответствовать неумопостигаемой высоте взгляда из Царствия Небесного (таковы, например, жития Симеона Метафраста, а в русской традиции – Пахомия Серба и Епифания Премудрого). При этом особенности западной и восточной агиографической традиции очевидным образом соотносятся с характерными чертами западной и восточной иконографии святых (см.): сюжетности западной иконографии, раскрывающей путь святых к Богу, противопоставлена статичность иконографии византийской, изображающей прежде всего святого в его прославленном, небесном состоянии. Таким образом, характер агиографической литературы непосредственно соотнесен со всей системой религиозных воззрений, различиями религиозно-мистического опыта и т.д. Агиография как дисциплина и изучает весь этот комплекс религиозных, культурных и собственно литературных явлений.

 

     Агиология (от гр. [греч] άγιος “святой“ и [греч] λόγος “рассуждение“), то же, что агиография; этот термин чаще употребляется для обозначения исследований, посвященных богословским и историко-церковным аспектам святости. Основным материалом для агиологии, как и для агиографии (при различении этих двух дисциплин), служит литература житий святых, однако если агиография рассматривает жития как памятники религиозной и литературной истории той эпохи, когда житие создавалось, то агиология сосредоточивает свое внимание на самом святом, типе его святости и восприятии этого типа в различные эпохи. Наряду с материалом житий святых важнейшим источником выступают здесь богословские сочинения, затрагивающие тему святости.

 

      Акты мучеников (лат. acta martyrum) или акты святых (acta sanctorum), наименование сборников древнейших известий о мучениках. Различаются два типа подобных актов. Первый тип представлен официальными судебными протоколами тех процессов, которые велись римскими властями против христиан. К такого рода протоколам (дошедшим, естественно, в позднейших списках) относятся акты процесса против Киприана, епископа карфагенского, и его казни 14 сентября 258 г.; эти протоколы были составлены канцелярией проконсула Африки. Фрагменты такого рода протоколов могут сохраняться и в позднейших переработках житий мучеников (таковы, например, акты скиллийских мучеников и акты сенатора Аполлония). Другой тип мученических актов – это записи очевидцев-христиан, стремившихся сохранить для церкви достоверное описание страданий и победы подвижника; такие акты носят наименование мученичества (от гр. ([греч] μαρτύρια, лат. passio). Древнейшим памятником этого рода является Мученичество св. Поликарпа Смирнского (ум. 156 г.), сделавшееся образцом для всей древнехристианской литературы мученичеств. К этому же типу относятся Мученичество св. Иустина Философа (ум. ок. 165 г.). Мученичество свв. Перпетуи и Фелицитаты (ум. 202 г.), Послание общин Виенны и Лиона братиям в Азии и Фригии с описанием преследования галльских мучеников (170-е годы), уже упоминавшееся повествование о сенаторе Аполлонии, пострадавшем между 180 и 185 гг., в котором используются протоколы его процесса. Мученичество св. великомученика Прокопия, пострадавшего при Диоклетиане в 303 г., акты персидских мучеников, пострадавших во время гонений IV-V вв.

      Собирание актов мучеников начинается еще в период гонений. Согласно древнему, хотя и недостоверному преданию св. Климент поставил в Риме семерых нотариев, которые должны были собирать мученические акты, идущие от разных христианских обшин. После прекращения гонений собирание свидетельств о мучениках приобретает постоянный и целенаправленный характер. Появляются собрания таких актов. Сюда относится прежде всего “Собрание древних мученичеств” ([греч] Συναγωγή τών άρχαίων μαρτυρίων Евсевия Кесарийского (ум. 339 г.), которое до нас не дошло, и “История палестинских мучеников”, сохранившаяся в сирийском переводе; оба этих памятника составили основу “Церковной истории” Евсевия, одного из важнейших источников для ранней истории христианства. В многочисленных последующих переработках этот материал вошел затем в минеи, месяцесловы и синаксари (см.); на этой почве развились различные типы агиографических повествований с определенными структурными схемами, отбором деталей и содержательными клише.

      Процесс собирания и переработки актов святых создал основу и для появления многочисленных вымышленных или полувымышленных актов, отражавших религиозно-культурные представления соответствующих эпох. Подлинные древние акты украшались рассказами о чудесах и видениях, которые, естественно, не могли быть частью подлинных судебных протоколов. В такого рода литературных обработках часто прослеживается фольклорный материал, представляющий интерес для социально-культурной истории. Ряд актов содержит настолько явные элементы вымысла, что побуждает сомневаться в самом существовании соответствующих святых; таковы, например, мученичества св. Екатерины Александрийской или св. Георгия Победоносца. Испытывая влияние литературного процесса как такового, литература актов святых может включать в себя переработки чисто литературных источников (примером может служить Повесть о Варлааме и Иоасафе, основанная на легендах о Будде, или житие Альбана, перерабатывающее миф об Эдипе). В этой части литература актов святых представляет интерес не столько для церковной истории, сколько для агиографии, т.е. изучения литературных приемов, структурных схем и общих мест житийной литературы.

      Уже в древнейших актах мучеников может быть прослежена их связь с евангельскими повествованиями о Страстях Христовых. Поскольку мученики выступают как идущие вслед за Христом, повторяющие Его страдания и Его победу над смертью, отдельные части мученических актов (в особенности часто молитва перед кончиной, видения Христа и Царствия Небесного) находят прямые соответствия в Св. Писании (это же относится и к иконографии мучеников). Это взаимодействие Св. Писания и актов мучеников служит основой для появления апокрифических повествований, в которых новозаветные события излагаются по образцам актов. К такого рода апокрифам относятся прежде всего Акты Пилата, упоминаемые уже Иустином Философом (ум. 165 г.) и дошедшие до нас в составе апокрифического Никодимова Евангелия; в этих актах сделана попытка реконструировать процесс Христа. Сходный характер имеют апокрифические акты (мученичества) отдельных апостолов (акты апостола Павла, акты апостола Петра, акты апостола Андрея), также получившие распространение с древнейших времен (не позднее III в.).

 

      Акты святых, см. акты мучеников.

 

      Апостол (гр. [греч] άπóστολος от глаг. [греч] άποστέλλω “посылать“), двенадцать учеников Христовых, призванных Христом для того, чтобы они были с Ним, возвещали вместе с Ним Евангелие и изгоняли бесов (Мк. 3. 14), говорили от Его имени (Мк. 6. 6-13). Христос наделяет апостолов своею властью: “Принимающий вас Меня принимает, а принимающий Меня принимает пославшего Меня” (Мф. 10. 40). В силу этой власти апостолы после Воскресения Христова и сошествия на них Св. Духа (Пятидесятница) становятся во главе христианской церкви. Согласно Ев. от Матфея (10. 2) к числу апостолов относятся Петр, Андрей, Иаков Зеведеев, Иоанн, Филипп, Варфоломей, Фома, Матфей, Иаков Алфеев, Леввей, прозванный Фаддеем (по Ев. от Луки вместо него Иуда Иаковлев), Симон Кананит и Иуда Искариот. Число двенадцать имеет символический характер, соответствуя числу колен Израилевых, которые апостолы и будут судить в последний день (Мф. 19. 28). Вместе с тем апостолы образуют ядро Нового Израиля, т.е. Церкви Христовой, грядущей на смену Израилю старому: “Стена города имеет двенадцать оснований, и на них имена двенадцати Апостолов Агнца” (Откр. 21. 14). Эта промыслительная значимость числа двенадцать обусловливает и избрание апостола Матфия на место предавшего Христа и удавившегося Иуды Искариота (Деян. 1. 21-26).

      Будучи основанием Церкви Христовой, апостолы образуют собор, возглавляющий церковь и реализующий ее полноту; они поставляют других служителей церкви и посылают посланников, которым они делегируют свою власть; так, например, они посылают Варнаву основать церковь в Антиохии Сирийской (Деян. 11. 22), и он во время своей миссии рукополагает пресвитеров, учительствует и вообще пользуется теми же правами, что и апостолы (Деян. 14. 1-23). Таким образом, апостолы не только обладают властью, данной им Христом, но могут и передавать ее избранным ими преемникам. На этом основана идея апостольского преемства – передачи власти, которую Христос дал апостолам, всем епископам, возглавляющим местные церкви; эта передача осуществляется непрерывно через рукоположение от одних епископов к другим от времен апостольских вплоть до наших дней (о значимости апостольского преемства говорит уже св. Климент Римский в конце I в.).

      Апостольство есть прежде всего дар апостольского служения, и поэтому с самого начала круг апостолов не ограничивается двенадцатью. Наряду с основным преданием, говорящим о двенадцати апостолах, в Ев. от Луки сообщается, что Христос “избрал... и других семьдесят (учеников) и послал их по два пред лицем Своим во всякий город и место, куда сам хотел идти” (Лк. 10. 1); таким образом, помимо двенадцати существовало еще и семьдесят апостолов. Дар апостольства получил от Христа и апостол Павел, наделенный особой миссией апостола язычников, т.е. благовествования язычникам и установления у них церкви. В этом качестве Павел был признан апостолом Петром и другими апостолами (Гал. 1. 15; Гал. 2. 7-9).

      С благовестнической деятельностью апостолов предание (разной степени достоверности) связывает основные пути распространения христианства: основание Римской церкви с именами апостолов Петра и Павла, основание Александрийской церкви с именем евангелиста Марка, апостольствовавшего вместе с Павлом и Варнавою, основание церкви в Индии с именем апостола Фомы и т.д. Русская церковь связывает свое начало с именем апостола Андрея, который, по сообщению Евсевия Кесарийского, проповедовал в Скифии; в Повести временных лет рассказывается, что апостол Андрей поднялся из Синопа вверх по Днепру, поставил крест на месте будущего Киева и предрек, “яко на сих горах воссияет благодать Божия”, отсюда он отправился “в Словены, идеже ныне Новгород”. В католической церкви имеется особый праздник “разделения апостолов” (festum divisionis apostolorum) для благовествования Евангелия разным народам.

      Почитание апостолов было одним из отправных моментов для культа святых вообще. Их святость была удостоверена самим Христом, просившим Бога-Отца во время Тайной Вечери “соблюсти их во имя Твое” (Ин. 17. 11); апостолы, таким образом, выступали как образец спасенного по своей вере человечества. Установление празднования памяти апостолов относится к древнейшему времени. О праздновании памяти апостолов Петра и Павла в Риме 29 июня 258 г. говорится в календаре середины IV в. Празднование их памяти в этот день является общим для всех христианских исповеданий. Достаточно рано в воспоминание апостолов устанавливается особый пост, завершающийся 29 июня. С V-VI вв. в восточной церкви 30 июня устанавливается празднование Собора двенадцати апостолов. В Иерусалимской церкви по крайней мере с IV в. известно празднование апостола Иакова, брата Господня, и апостола Иоанна Богослова. Поскольку апостолы возглавляли церковь, в преемственном отношении к почитанию апостолов находится почитание святителей. Поскольку большинство апостолов окончили жизнь мученическим подвигом, почитание мучеников также связывается с почитанием апостолов. Таким образом, в апостолах находят одновременное осуществление разные виды святости, и позднейшее почитание разных разрядов святых соединяется как в своем источнике с почитанием апостолов. Это соединение отразилось и в иконографии апостолов: они могут изображаться в епископском облачении, возможны вместе с тем изображения шествия апостолов в золотых венцах, которые могут интерпретироваться как венцы мученические.

 

      Бессребреник (гр. [греч] άνάργυρος), разряд святых, особо прославившихся своим бескорыстием, отказом от богатства ради своей веры. Представление о бескорыстии как необходимом элементе святости опирается на евангельский рассказ о юноше, который хотел последовать Христу, но смутился, когда Христос сказал ему: “Пойди, все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, последуй за Мною, неся крест” (Мр. 10. 21). Поскольку “сокровище на небесах” означает спасение, т.е. святость (см.), бескорыстие и бессребреничество могут рассматриваться как подвиг, сообщающий святость.

      Наименование бессребренников усваивается в православной традиции прежде всего свв. Косьме и Дамиану, родным братьям, пострадавшим как мученики во второй половине III в. Согласно их житию, братья были медиками; они безвозмездно исцеляли больных, не требуя за это иной платы, кроме веры в Иисуса Христа. Приведенные на суд к императору Карину (по обвинению в распространении христианства), они исцелили его от болезни и были освобождены. Однако после этого они были убиты врачом-язычником, который завидовал им. Культ свв. Косьмы и Дамиана распространяется на Руси уже в древнейший период, и празднование их памяти (1 июля) входит в восточнославянский народный календарь.

 

      Благоверный (гр. [греч] ενσεβής, лат. pius), разряд святых из монархов, прославившихся своим благочестием, милостью и заботой об укреплении христианской веры. Богословское обоснование почитания отдельных монархов как святых составляют особые отношения между Богом и монархом как поставленным от Бога устроителем земной жизни, судьей и хранителем закона. Христианская мысль опирается при этом на ветхозаветную традицию. В Св. Писании установление царской власти в Израиле описывается как акт богоизбрания. Самуил говорит Саулу (первому царю): “И найдет на тебя Дух Господень, и ты будешь пророчествовать... и сделаешься иным человеком” (I Цар. 10. 6). Неоднократно подчеркивается и особая избранность царя Давида. В то же время Св. Писание дает множество примеров царей, отвергнувших волю Божию, поклонявшихся языческим идолам и не творивших праведного суда. Таким образом, благодатные дары царства не даются безусловно – неправедный царь лишается своего богоизбранничества. Ветхозаветное понимание царской власти отличается в этом отношении от тех представлений о царе как о харизматическом вожде, наделенном божественными полномочиями, которые были свойственны религиозным системам Древнего Востока.

      Тема царской святости становится актуальной для христианской церкви после того, как христианство делается государственной религией Римской империи, а император официально становится защитником церкви и охранителем веры. Византийские императоры получают существенные полномочия в церковной сфере и могут именоваться ее “внешними епископами”. Императоры могут созывать Вселенские соборы, возбуждать дискуссию по важным догматическим проблемам (например, император Юстиниан в так наз. вопросе о “трех главах”, т.е. о православности учения Феодора Мопсуестийского, Феодорита Киррского и Ивы Эдесского), осуществлять определенную религиозную политику, издавая указы о преследовании еретиков и т.п. В титул византийского императора входит наименование “святой” ([греч] άγιος), и формы воздаваемых императору почестей, продолжая в значительной мере языческие традиции, могут ассоциироваться с определенными формами христианского культа (например, иконопочитатели, защищая употребление икон, могут ссылаться на почести, воздаваемые портрету императора). Тем не менее, царская святость отнюдь не является автоматической, но обусловлена теми требованиями праведности, которые сформировались в библейской традиции.

      В силу этого почитание императоров как святых является выборочным и возникает обычно, как и в случае других святых, в результате прославления их даром чудотворения. Так, например, причисленная к лику святых вскоре после смерти императрица Феофано (ум. 894 г.), первая жена императора Льва Мудрого, была прославлена чудотворениями уже через несколько дней после кончины, что и обусловило ее почитание. Из византийских императоров и императриц почитались в качестве святых Константин Великий и мать его Елена, Феодосий Великий, Феодосий Младший, Маркиан и Пульхерия, Евдокия, жена Феодосия Младшего, Лев Великий, Юстиниан и Феодора, Феодора (ум. ок. 867 г.). жена императора Феофила, уже упомянутая Феофано, Ирина (ум. 1124 г.), жена Иоанна Комнина. Легко видеть, что большая часть византийских правителей в качестве святых не почиталась.

      Понимание царской святости как условной и зависимой от праведности правителя было усвоено и русской церковью. При этом ни русские великие князья, ни русские цари не располагали теми полномочиями в церковной сфере, которыми пользовались византийские императоры (положение меняется лишь в синодальный период, когда императоры, ориентируясь на протестантские образцы, пытаются приписать себе статус главы церкви, этот статус декларирован Павлом I в Акте о престолонаследии 1797 г.). Поэтому русская церковь знает лишь относительно незначительное число княжеских канонизаций (встречающееся иногда утверждение, что русские князья после кончины более или менее автоматически признавались святыми, основано на данных поздних и малодостоверных источников, которые свидетельствует лишь о пристрастиях редактора текста, а не о народном почитании). В качестве святых правителей почитаются лишь немногие князья (св. Ольга, св. Владимир, св. Александр Невский и некоторые другие), основное же число княжеских канонизаций приходится на князей-мучеников и князей-страстотерпцев, таких как свв. Борис и Глеб, св. Игорь Олегович, св. Андрей Боголюбский, св. Михаил Черниговский и др.

 

      Блаженный (гр. [греч] μαχάριος, лат. beatus), в XIX в. данный эпитет стали прилагать в России к святым, почитаемым в других христианских исповеданиях (прежде всего, у католиков), в тех случаях, когда почитание их установилось до разделения церквей и тем самым признается православной церковью (ср.: блаженный Августин, блаженный Иероним Стридонский, блаженный Феодорит Киррский и т.д.). Данный эпитет возникает как калька с лат. beatus. У католиков наименование beatus усваивается тем подвижникам, которым на первом этапе канонизации (см.) установлено местное почитание (так наз. беатификация): при окончательной канонизации папа провозглашает блаженного святым (канонизационная формула содержит слова “beatum N. sanctus esse”). По этому образцу возникло и русское употребление наименования “блаженный” в применении к святым, почитание которых не распространено в России. В Древней Руси наименование “блаженный” прилагалось к святым юродивым (см.).

 

      Великомученик (гр. [греч] μεγαλόμαρτυρ, лат. magnus martyr), мученики, особо чтимые церковью как претерпевшие особенно тяжелые и продолжительные мучения и проявившие при этом чрезвычайную твердость в вере. Выделение великомучеников из всего множества почитаемых церковью мучеников происходит в результате формирования общецерковного почитания мучеников и подчеркивает всеобщность поклонения им; службы великомученикам отличаются особой торжественностью. К числу почитаемых Русской Церковью великомучеников относятся Артемий (ум. 362 г.), Викентий (ум. 296 г.), Виктор (ум. во II в.), Георгий Победоносец (ум. 303 г.), Димитрий Мироточивый (ум. 304 г.), Евстафий Плакида (ум. в нач. II в.), Иаков (ум 400 г.), Меркурий (ум. 252 г.). Мина (ум. 288 г.), Пантелеймон (ум. ок. 305 г.), Прокопий (ум. 290 г.), Феодор Тирон (ум. в нач. IV в.), Феодор Стратилат (ум. 320 г.); к числу великомучениц относятся Анастасия Узорешительница (ум. в нач. IV в.). Варвара, Евфимия Всехвальная (ум. 303 г.), Екатерина (ум. в нач. IV в.), Ирина (ум. 307 г.), Марина (ум. 275 г.), Параскева Пятница. Когда во время проскомидии вынимается частица в честь мучеников, поименно вспоминаются прежде всего великомученики. Широкое распространение культа великомучеников обусловливало соединение с ним ряда народных поверий и легендарного материала. К русским святым наименование великомученика не прилагалось.

 

      Диптих (гр. [греч] δίπτυχον), списки имен, поминаемых во время литургии в древней церкви. Первоначально словом диптих обозначались употреблявшиеся греками и римлянами таблички для записи (записные книжки), представлявшие собой две деревянные, костяные или металлические дощечки, соединенные друг с другом; для записей предназначались внутренние стороны складня, внешние же стороны могли покрываться разного рода украшениями. Подобные книжки могли содержать дополнительные листы и тогда именовались триптихами ([греч] τρίπτυχα), пентаптихами ([греч] πεντάπτυχα) и т.д. или вообще полиптихами ([греч] πολύπτυχα).

      В церковном употреблении диптихами обозначались таблички, содержавшиеся в каждой церкви, на которых записывались те имена, которые возглашались с амвона во время Евхаристии. Эти таблички содержали имена приносивших дары, ряда других членов общины, правящего епископа и некоторых других архиереев, имена святых, мучеников и исповедников и, наконец, имена праведно скончавшихся членов данной общины. Диптихи выступали, таким образом, как воплощение идеи единства церкви, соединения в церкви живых и усопших, признанных святых и всех верующих. Вместе с тем соединение в диптихах имен святых с именами других верующих (верных) соответствовало идее всеобщей святости (см.) церкви, соединяющейся с Христом в результате Евхаристии. Диптихи употреблялись в церкви с древнейших (возможно, с апостольских) времен. Во всяком случае в III в. они были, по свидетельству св. Киприана, во всеобщем употреблении. В Восточной Церкви диптихи применялись еще в XV в., в Западной – вплоть до XII в.

      Диптихи могли быть разного размера в зависимости от числа поминаемых. С развитием общецерковного культа святых и образованием крупных церковных областей диптихи разрастались и могли менять свою форму. Например, в церкви св. Лаврентия в Константинополе диптихи были записаны на мраморной колонне, и содержали имена императора, патриархов, епископов и т.д. С разрастанием диптихов связана их спецификация. Выделяются диптихи живых ([греч] δίπτυχα ζώντων, liber viventium) и диптихи усопших ([греч] δίπτυχα νεχρών, liber mortuorum). В диптихи живых включались имена пап и патриархов, епископов и священников, ктиторов данной церкви, клириков разных чинов, императора, других знатных лиц из мирян. В диптихах живых воспоминалась вместе с тем Богородица, мученики и другие святые. Включение последних в диптихи живых указывает на такое понимание святости, при котором святые – в отличие от других праведно усопших – наделяются способностью деятельно соучаствовать в жизни Церкви – как заступники и покровители. В диптихи усопших включались прежде всего те, кто в течение своей жизни был записан в диптихах живых, в первую очередь сюда входили имена всех епископов, скончавшихся в общении с Церковью.

      Включение в диптихи было высокой честью, признанием праведной жизни верующего, его духовного достоинства и верности церковному учению. У Псевдо-Дионисия Ареопагита (“О церковной иерархии”) говорится о том, что при чтении священных таблиц оглашаются имена тех, кто жил святой жизнью и в своем ревностном служении достиг совершенства. Исключение из диптихов было, напротив, тяжелейшим наказанием, показывавшим, что исключенное лицо отпало от общение с церковью. Так, например, из церковных диптихов было вычеркнуто имя императора Анастасия (491-518), отвергшего решения Халкидонского Собора. Вообще, обвинение в ереси сопровождалось исключением из диптихов; наличие или отсутствие имени в диптихах могло служить свидетельством православия (или неправославия) скончавшихся епископов. Так, во время споров о православии Феодора Мопсуестийского при императоре Юстиниане неправославие Феодора доказывали, в частности, отсутствием его имени в диптихах Мопсуестийской церкви.

      Из диптихов живых впоследствии развиваются мартирологи (см.). Из диптихов усопших возникают в ходе церковно-литургического развития поминальные книги (помянники).


 
 

Жития святых; см.: агиография

 

      Иконография святых, изображения святых на могилах, церковных фресках, реликвариях, иконах и т.д. Изображения святых в христианской традиции известны с достаточно раннего времени, они появляются одновременно с развитием культа мучеников. Начальные моменты этой традиции связаны с надгробными изображениями, обычными для всего греко-римского мира в эпоху поздней античности (однако не характерными для традиции иудаистической). Основная идея этих изображений состоит в победе над смертью, спасении и вселении в Царство Небесное. Поэтому в древнейшей надгробной живописи постоянно встречаются изображения образцов спасения – таких как Даниила во рву со львами. Ноя в ковчеге и т.д., что соответствует перечислению этих прецедентов спасения в древних молитвах. В ряду этих изображений и появляются фигуры мучеников, устремляющихся к Христу, получающих от Него победный венец и т.п. Появляются и изображения мучеников, сопровождающих усопшего в Царство Небесное, изображения, иллюстрирующие значение святых как покровителей и заступников. Вообще в христианской надгробной иконографии полностью отсутствует мотив напоминания о смерти и, напротив, повсеместно представлен мотив победы над смертью и торжества вечной жизни. Эта традиция находит затем отражение в изображениях святых в их прославленном состоянии. В прямой или опосредствованной зависимости от надгробной живописи находятся и складывающиеся с IV-V вв. традиции фресковых изображений в мартириумах (храмах, возведенных над могилами мучеников). Иконография мартириумов служит одним из основных источников и для иконографии других церковных сооружений (переход таких иконографических мотивов, как изображение мученичества, мучеников, устремляющихся к победному кресту, мучеников в молитвенной позе, ряд изображений теофании, определенные изображения Божией Матери), причем сама церковь может осмысляться как мартириум Христа, образца всех мучеников.

      С V в. широко распространяется обычай привозить с собой из паломничеств образки, в частности, образки тех святых, чьи мартириумы посещали паломники. Это в особенности характерно для культа столпников и прежде всего св. Симеона Столпника, изображения которого распространялись указанным образом еще при его жизни. Подобные изображения рассматривались как чудотворные, как “благословение”, которое паломник получал от святого и уносил с собой в качестве святыни; чудотворные силы таких изображений объяснялись прямым физическим контактом между образом и святым или его мощами. Почитание подобных образов стоит в прямой связи с почитанием других предметов, приравненных к мощам, – ткани, облекающей тело святого, свечей и т.д. (см. мощи). Этот обычай был одним из основных (хотя и не единственным) источников поклонения иконам, активно утверждающегося в церковной жизни в VI-VII вв. Этот генезис обусловливает и определенную преемственность иконографических мотивов, связывающих иконографию мартириумов и иконографию икон. Вместе с тем поклонение иконам оказывается в определенной степени взаимодополнительным с почитанием мощей: утверждение иконопочитания в Восточной церкви приводит там к уменьшению значимости мощей (у иконы ищут заступничества, для чудотворных икон строятся храмы и т.д.), тогда как ограниченное распространение иконопочитания в Западной церкви сохраняет всю значимость именно за мощами.

      Распространение практики иконопочитания приводит, с одной стороны, к реакции, выразившейся в иконоборческом движении, а с другой – к разработке богословия иконы. Иконоборцы первого периода (VIII в.) противополагали вещественные и тварные изображения невещественному и нетварному Божеству, и это связывало иконоборчество с тем направлением византийской мысли, в котором духовное и вещественное противопоставлялись как две взаимонепроницаемые сферы, между которыми не может быть никакой реальной общности. В этом контексте иконопочитание оказывалось поклонением “бесславному и мертвому веществу”, внесением материального в чистую духовность Бога. Единственным истинным образом Христа объявлялись Св. Дары, которые по установлению ([греч] θέσει) являются Телом Христовым, что и обосновывало протест против икон Христа. Протесты против икон святых соединялись с нападками на почитание святых (см.) вообще. В иконоборчестве второго периода (IX в.) развивается этическая теория образа, согласно которой образ святого дают его добродетели и рассказ о них, т.е. словесный портрет, не носящий печати “презренного вещества”. Отвергая упреки иконоборцев, иконопочитатели указывали прежде всего, что поклоняются не самим иконам, но – посредством икон – единому Богу. Обоснованием служили, в частности, известные слова св. Василия Великого о том, что “честь, воздаваемая образу, переходит на первообраз” (PG, 32, 149С), многократно цитируемые в сочинениях иконопочитателей. Иконопочитатели различали два вида поклонения: служебное, подобающее одному Богу, и неслужебное, воздаваемое святым, иконам и другим священным предметам (см. почитание святых). Этим доказывалась допустимость икон. Доказательство их необходимости требовало установления внутренней связи между образом и архетипом. Св. Иоанн Дамаскин видел эту связь в том, что благодатные энергии архетипа наполняют вещественный образ, и отсюда самое вещество образа, становясь обоженным, оказывается орудием спасения. Полемика велась прежде всего вокруг икон Христа, иконы же святых рассматривались как производное от икон Спасителя, поскольку благодатность икон святых образовалась в силу того, что святые были проникнуты теми же Божественными энергиями, которые сообщал Своим иконам Христос.

      Разработка богословия иконы сказывается и на самой византийской (а позднее и славянской) иконографии. Святые на иконах предстают не в своем земном служении (как это обычно для западной иконографии), а в своей небесной славе, обоженные и предстоящие Богу в Царстве Небесном. В появляющихся несколько позднее иконах святых с клеймами, изображающими житие святого, клейма служат лишь дополнением к его основному образу, изображающему святого во славе. Вырабатываются определенные типы изображения святых, фиксируемые в так наз. иконописных подлинниках; основное значение при этом имеет не конкретное житие святого, но тот лик (разряд), к которому он принадлежит. В ходе этого же развития в Восточной церкви появляется иконостас как преграда, отделяющая святая святых (алтарь) от остального храма. При этом алтарь по преимуществу соотнесен с Царством Небесным как местом невидимым, неотмирным пространством, а лики иконостаса выступают как “видимые свидетели мира невидимого” (о. П. Флоренский), являющие верующим Славу Небесную.

 

      Исповедник (гр. [греч] óμολογητής , лат. confessor), древнейший разряд святых, прославляемых Церковью за открытое оглашение своей веры в Христа во время гонений; к числу исповедников причислялись те христиане, которые, претерпев мучения, остались – в отличие от мучеников (см.) – в живых. Понимание исповедничества как подвига, вводящего в Царство Небесное и тем самым сообщающего святость (см.), основано на словах Христа: “Итак всякого, кто исповедает ([греч] óμολογήσει) Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным” (Мф. 10. 32-33). По представлениям древней церкви подвиг исповедничества отличался от мученичества тем, что не содержал в себе дара мученической кончины, которая понималась как прославление мученика и принятие его в ряды святых Божиих непосредственно во время мучения. Так, галльские исповедники, пострадавшие при Марке Аврелии, отказывались называться мучениками и писали, что “мученики – это те, кто сподобился скончаться в исповедничестве, те, мученичество которых Христос запечатлел смертию, а мы только слабые и смиренные исповедники” (Евсевий. Церк. история, кн. V, гл.2). Св. Киприан Карфагенский говорит, однако, что скончавшиеся исповедники могли почитаться как мученики (Послания, 37, 2).

      Исповедничество как особая форма подвига приобретает большое распространение со времен гонений при императоре Декии (см. мученик), когда целью преследований становится не умерщвление христиан как преступников, а принуждение их к отречению с помощью пыток и других средств устрашения (тяжелое тюремное заключение, изгнание и т.д.). Более всего (особенно при императоре Галле) преследовались предстоятели церквей, поскольку, по мысли правительства, их отречение или изгнание должно было подорвать силы христианской церкви. Результат, однако, был во многих случаях обратным: церковная община сплачивалась вокруг своего епископа и, следуя его примеру, с твердостью исповедовала свою веру. Отсюда появлялись случаи массового исповедничества. Как писал Тертуллиан, исповедничество начинается с гонений, а гонения приводят к исповедничеству.

      С IV в. употребление термина “исповедник” расширяется, он начинает прилагаться к подвижникам, которые святостью и совершенством своей жизни засвидетельствовали свою веру (отдельные случаи такого употребления известны и ранее, например, у св. Киприана Карфагенского). В частности, Иероним говорит о почитании св. Антония и св. Илария, указывая, что они не были мучениками. На Западе такого почитания удостоился св. Мартин Турский (316/335-397). В дальнейшем наименование исповедника усваивалось ряду святых, переживших гонения за веру при императорах-арианах, иконоборцах и т.д. В Древней Руси были особо известны и почитались Василий Исповедник (ум. 750), Максим Исповедник (ок. 580-662), Павел Исповедник (ум. 350). К русским святым наименование исповедника не прилагалось.

 

      Канонизация (гр. [греч] άναχερύσις, лат. canonizatio, от гр. [греч] χανών в значении “список, каталог“), причтение усопшего подвижника к лику святых. В качестве определенной процедуры канонизация святых оформилась в относительно позднее время и при этом не во всех церковных традициях. В древней церкви канонизации как таковой не было. Церковная община или отдельное лицо обыкновенно получали благословение епископа на сохранение мощей святого и на ежегодное празднование его памяти. С развитием почитания святых подобное признание выражалось во внесении имени святого в диптихи и мартирологи; собирание актов мучеников, столь важное для жизни церкви в IV-VI вв., видимо, не было непосредственно связано с вопросом о признании или непризнании их святости. В принципе, для верующих первых веков христианства и раннего средневековья святость была очевидностью, “сияющий белизной сонм избранных” (Григорий Турский) был явлен церкви как данность: проблема доказательства святости, чрезвычайно значимая для христианского сознания в новое время, для раннего периода была неактуальна. Правда, африканская церковь устанавливает в IV в. различие между признанными и не признанными святыми (inter vindicatos et non vindicatos), однако речь шла не столько о признании святости, сколько об установлении православия усопшего подвижника – это было существенно в силу того, что свои мученики были и у еретиков, и нужно было отличать подвижников, скончавшихся в православии, от тех, кто принял мученическую кончину, не отказавшись от ереси.

      Когда почитание святых делалось общецерковным, установление общецерковного празднования могло, видимо, быть результатом соборного решения (особенно в спорных случаях) или постановления главы церкви (патриарха). Данные о такого рода решениях для раннего времени у нас отсутствуют. Первое известное нам патриаршее постановление с провозглашением подвижника святым относится ко времени константинопольского патриарха Фотия (ок. 810 – ок. 895). Известен также указ императора Льва Мудрого (886-911), повелевавший, чтобы во всей греческой церкви совершались празднования в честь ряда наиболее почитаемых святителей (этот yкaз, однако, отнюдь не вводил почитание, а лишь регулировал уже сложившуюся традицию). В принципе же, причисление к лику святых местночтимых совершается в греческой церкви правящим архиереем и ни в каком утверждении не нуждается; высшие иерархические инстанции действуют лишь при преобразовании местного почитания в общецерковное. Отсутствует и какой-либо особый чин причтения к лику святых. Причтение отмечается торжественной службой в честь нового святого и внесением его имени в святцы для ежегодного совершения его памяти.

      Иным образом обстоит дело в Западной церкви. Первоначально и здесь право “помещения св. мощей в алтарь для почитания” принадлежит епископату, хотя почитание отдельных подвижников продолжает развиваться стихийно вне жесткого контроля церковной власти; Карл Великий находит нужным постановить в своих капитуляриях, чтобы чествованию святого предшествовало его признание хотя бы местным архиереем. Первым известным формальным актом установления почитания является канонизация св. Ульриха Аугсбургского в 993 г. Около 1170 г. папа Александр III постановляет, что никто не может почитаться святым без решения Римской церкви, т.е. без санкции папы. Это постановление включается в декреталии папы Григория IX и становится частью западного канонического права. Со временем канонизация превращается в строго регламентированную процедуру. Не ранее чем через 50 лет после кончины подвижника по заявлению местного клира и епископа конгрегация обрядов (congregatio ritus) проводит троекратное исследование о жизни усопшего и совершенных им (при жизни или после смерти) чудесах, после чего конгрегация голосует и в случае положительного исхода голосования объявляет усопшего блаженным (beatus); данная процедура именуется беатификацией. После этой процедуры дозволяется местное почитание; если после этого совершаются новые чудеса, ставится вопрос о канонизации (для общецерковного почитания). Решение об этом оглашается самим папой по специальному чину с формулой “постановляем и определяем, что блаженный N является святым” (decernimus et definimus beatum N sanctum esse).

      В римском каноническом праве с наибольшей формальной четкостью сформулированы и условия канонизации. К ним относится: а) установившаяся церковная традиция почитания канонизируемого, б) проявление чудотворения на могиле канонизируемого, в) прошение о канонизации, г) наличие жития. В Восточной церкви формальные процедуры этого рода не разработаны, хотя в главных чертах канонизация основывается на тех же принципах. Наиболее существенным моментом остается чудотворение как наиболее ясное указание на святость почившего, на действие в нем и через него Божественной благодати. В русской церкви большое (хотя и не решающее) значение придается также нетленности мощей.

      В истории русской церкви выделяется пять периодов канонизации святых. Первый период охватывает время от крещения Руси до соборов 1547 и 1549 гг.; второй период составляют два вышеупомянутых собора при митрополите Макарии; третий период простирается от этих соборов до учреждения синода (в 1721 г.); четвертый период совпадает со временем синодального правления (1721-1917); наконец, пятый период начинается с восстановления патриаршества и продолжается по настоящий день. В первый период причтение к лику святых совершается прежде всего епархиальными архиереями, в ряде случаев почитание приобретает общерусский характер, всего за этот период канонизировано более 60 святых, среди которых страстотерпцы Борис и Глеб, равноапостольные Ольга и Владимир, святители (например, Леонтий Ростовский, а затем московские святители Петр, Алексий и Иона), преподобные (начиная с Антония и Феодосия Печерских), благоверные князья (например, Александр Невский), мученики (например, князь Михаил Черниговский и боярин его Феодор), блаженные (т.е. юродивые, например Никола Качанов или Максим, юродивый московский).

      39 святых было единовременно канонизировано на Соборах 1547 и 1549 гг. Канонизация целого сонма русских святых на этих соборах была связана с церковко-государственными реформами митрополита Макария и Ивана Грозного, с устроением Московского царства как христианской империи, наследующей место Византии в церковном и государственном отношении. Одним из аспектов этого устроения было собирание святых земли русской, ранее местночтимых, составление их житий и служб в их честь. Среди канонизированных на этих соборах святых были святитель Стефан Пермский, мученики Антоний, Иоанн и Евстафий Литовские, преподобные Зосима и Савватий Соловецкие.

      От времени макарьевских соборов до учреждения синода было канонизировано более 130 святых, для ряда из них обстоятельства их канонизации остаются неизвестными, и можно полагать, что их канонизация осуществлялась прежним порядком, т.е. решением правящего архиерея. К числу святых, канонизированных в этот период, принадлежат преподобный Иосиф Волоцкий, святители Гурий и Герман Казанские, Василий Блаженный, юродивый Московский и др.

      Рационалистические идеи, лежавшие в основе церковной политики Петра I, и стремление этого царя, равно как и многих последующих монархов поставить церковную жизнь под государственный контроль приводят к существенным изменениям в практике канонизации. Народное почитание неканонизированных подвижников, поклонение их мощам и т.п. начинает рассматриваться государственной властью как суеверие (это отразилось в “Духовном Регламенте”), и все народное благочестие в целом воспринимается как идущее вразрез с государственными интересами. Государственное давление в значительной степени определяет и проводившуюся синодом политику. Канонизации в течение синодального периода немногочисленны (менее десяти), причем процедура канонизации усложняется и формализуется (положение отчасти меняется лишь в царствование Николая II). В этот период канонизированы святители Димитрий Ростовский, Митрофан Воронежский, Иннокентий Иркутский, Тихон Задонский, Ермоген, патриарх Московский, Иоасаф Белгородский, преподобные Феодосий Тотемский и Серафим Саровский.

      При советской власти церковь долгое время не имела возможности утверждать почитание новых святых. Канонизация новых святых возобновляется лишь в последние десятилетия. Среди канонизированных в это время преподобный Герман Аляскинский, святитель Иннокентий Московский, равноапостольный Николай Японский, патриарх Тихон, Иоанн Кронштадтский и др.


 

      Мартиролог (лат. martyrologium, от гр. [греч] μάρτυς “мученик“ и [греч] λόγος “слово“), списки мучеников, упорядоченных по дням их кончины (их памяти, так наз. dies natalis) с указанием места их почитания и во многих случаях посвященных им церквей. Такие списки определяли церковный годовой круг (неподвижный) и были основой для составления менологиев ( месяцесловов, см.). Составление мартирологов обозначает определенный этап в образовании общецерковного почитания святых, когда почитание ряда мучеников распространялось за пределы отдельных епархий. Древнейшим мартирологом является “Положение мучеников” (Depositio martyrum) в римском хронографе 354 г. Сохранился также сирийский список мучеников 411 г. из Эдессы, его греческий оригинал должен быть отнесен к IV в. Известен также мартиролог, приписываемый бл. Иерониму, однако не принадлежащий ему и относящийся, видимо, к более поздней эпохе. В дальнейшем мартирологи вошли в состав месяцесловов, в которых наряду с мучениками отмечаются памяти других святых.

 

      Менологий (гр. [греч] μηνολόγιον, в греческой церкви книга, содержащая жития святых, упорядоченные по месяцам (по дням церковного года), и предназначенная для домашнего и монастырского чтения; в принципе, соответствует русским четьим минеям (см. минея). В своем начале менологий восходит к собраниям актов мучеников (см.), которые затем расширялись житиями других святых. Собрания такого рода были широко распространены в Византии. В X-XI вв. возникает существенно новая редакция менология, созданная Симеоном Метафрастом: тексты житий были переработаны в соответствии с риторическими правилами, чтения на Господские и Богородичные праздники превращены в панегирики. Эта редакция была основным источником для последующей литературы менологиев и четьих миней в восточной церкви.

 

      Месяцеслов, указатель памятей святых по дням года с отсылками к определенным евангельским или апостольским чтениям, прилагаемый к Евангелию или Апостолу, предназначенным для богослужебного употребления. В качестве отдельной книги месяцеслов может состоять из кратких житий, расположенных в порядке годового круга, совпадая в этом случае с синаксарем (см.). Месяцесловы могут также содержать тропари и кондаки святым.

 

      Минея (гр. [греч] μηνάιον, от [греч] μήν “месяц“), богослужебная книга православной церкви, содержащая службы годового круга; полная минея состоит обычно из двенадцати книг по месяцам, откуда и само название книги; книги могут быть сгруппированы по четвертям или половинам года. Тексты в минеях располагаются согласно богослужениям дневного круга – вечерни, утрени и т.д. В минеях содержатся стихиры, каноны, седальны, кондаки и икосы Господским и Богородичным праздникам и отдельным святым по дням года.

      Кроме месячных миней, дающих богослужебный материал в наибольшей полноте, были распространены также минеи праздничные, содержащие службы лишь важнейшим праздникам и святым (они могут именоваться также трефологиями или анфилогиями). Помимо службы двунадесятых праздников, праздничная минея включает службы Собору Архангела Михаила (8 ноября), Трем святителям (30 января), Рождеству Иоанна Предтечи (24 июня), Апостолам Петру и Павлу (29 июня) и др.

Особым типом богослужебной книги является минея общая. Само название этой книги минеей условно и отражает лишь использование этой книги для богослужения годичного круга, поскольку службы расположены здесь не по дням месяца, а по разрядам святых или праздников. Богослужебные тексты имеют здесь обобщенный характер и носят соответствующее обобщенное наименование типа “службы праздникам господским”, “служба праздникам богородичным”, “службы апостолу”, “службы апостолам многим”, “служба преподобному”, “служба мученику” и т.д.

      В греческом богослужебном употреблении месячные минеи утвердились, видимо, в XI в. и, как показывают рукописи, по своему составу и содержанию не отличались существенно от менологиев. Печатные издания греческих миней, начиная с первых венецианских изданий XVI в., включали в себе, кроме канонов, стихир и т.д., также краткие жития, заимствованные из синаксаря, чтения и богослужебные указания (типикон).

Наряду с богослужебными минеями, существуют минеи-четьи, содержащие не богослужебные тексты, а тексты для чтения, также расположенные по месяцам и дням года и предназначавшиеся преимущественно для внебогослужебного употребления. Четьи-минеи содержат огромный агиографический и церковно-учительный материал, охватывающий значительную часть круга чтения Древней Руси. Начало формирования четьих миней на Руси относится еще к домонгольскому времени, первые четьи-минеи содержат по преимуществу переводной материал, хотя, видимо, возможно было и включение русских сочинений (в Успенском сборнике, рукописи XII в., которая может рассматриваться как четья минея на май месяц, помещается Сказание о Борисе и Глебе и Житие Феодосия Печерского). Определенная переработка четьих миней была осуществлена в конце XV в. (этот этап пока что недостаточно изучен). В середине XVI в. появляются Великие Минеи Четьи митрополита Макария, своего рода свод всей литературы Древней Руси, в котором автор “собрал все книги рускыя земли”. Здесь даются не только жития и сказания о святых, расположенные по дням года, но и “поучения или слова”, чтение которых приурочено к памяти того или иного святого; эти дополнительные части могут включать целые собрания святоотеческих сочинений, например, на день памяти св. Дионисия Ареопагита (3 октября) приводится весь корпус ареопагитических писаний в переводе сербского инока Исаии. В XVII в. четьи-минеи составлялись Германом Тулуповым (в 1627-1632 гг.) и священником Иоанном Милютиным (в 1646-1654 гг.). В конце XVII в. составление четьих миней предпринимает св. Димитрий Ростовский. Его четьи-минеи издавались четвертями с 1689 по 1705 г. Они включали только жития святых и были составлены на основе Великий Четий Миней митрополита Макария, Acta Sanctorum, издававшихся болландистами, и ряда других источников. Все четьи-минеи XVIII-XIX вв. представляют собой дополненные тем или иным материалом четьи-минеи св. Димитрия. Книга много раз переиздавалась и перерабатывалась, пользуясь громадной популярностью среди православного населения России.

 

      Мощи (гр. [греч] λείψανα, лат. reliquiae), останки святых, почитаемые церковью как исполненная благодати и обладающая даром чудотворения святыня. Начало почитания мощей относится к древнейшему периоду христианства и вырастает, видимо, из заботы о телах мучеников. Уже в таком древнейшем памятнике, как “Мученичество Поликарпа (Смирнского)” (ум. ок. 155 г.), говорится о том, что кости мученика, оставшиеся после его сожжения, представляют “сокровище драгоценнее дорогих камней и чище золота”; община хотела обладать ими, чтобы “быть общниками святой его плоти” ([греч] χοινωνησαι τω άγίω αύνού σαρχίω). Для следующего (III) столетия свидетельства о почитании останков мучеников находим у Киприана Карфагенского и у Дионисия Александрийского. Сохранение мощей мученика воспринималось как его продолжающееся соприсутствие в церковной общине, как манифестация победы над смертью, совершенной Христом, подавшим святому благодать спасения, и повторенной в мученическом подвиге. Это восприятие обусловливало празднование памяти мученика, совершения агапы (трапезы любви) и Евхаристии над его могилой. Сохранение и почитание мощей было также тесно связано с утверждением веры в воскресение во плоти; нападки на это учение со стороны гностиков, видимо, даже служили дополнительным стимулом почитания мощей. Об интенсивности почитания мощей в древнейший период свидетельствует действия гонителей христиан, старавшихся уничтожить тела мучеников, дабы не допустить их почитания. В “Мученичестве Поликарпа” говорится о том, что иудеи подучили “доложить проконсулу, чтобы он не отдавал (христианам) тела, чтобы они не начали поклоняться ему, оставив Распятого”. В рассказе Евсевия (Церк. ист., VIII, 6) о гонениях в Никомидии сообщается, что преследователи решили останки святых “вырыть и бросить в море, чтобы кто-либо не стал покланяться им и не причислил их к богам”. Очевидно, что язычники борются с почитанием мощей как уже известной им практикой – понимая ее, естественно, в привычных им терминах языческой религии.

     Полный вариант статьи вы можете найти в разделе Файлы

Прочтено: 3728