Для того чтобы спасти Россию, их надо бить, как можно сильнее. Беспощадно. Чтобы помнили все следующие поколения.
Странно, но этот призыв, оказавшийся весьма популярным в России, а затем и в СССР, не спас великую страну. Россия рухнула, хотя величие достигалось и в XVIII и в ХIХ и в ХХ веках, т.е. при царизме, столь нелюбимом большевиками, и при самих большевиках. Стоит отметить, что это было не столько величие, сколько мощь - Не будете слушать указаний жандарма Европы, повелителя первой в мире страны победившего социализма - последствия могут быть самыми необратимыми. Не зря же огромная страна накапливала силу. Однако еще в середине XIX века, когда российские угрозы стали носить чрезмерно общий характер, началась и сравнительно быстро закончилась Крымская война. Жандарма Европы в результате уволили, несмотря на умение воевать адмирала Нахимова, героизм матроса Кошки, самоотверженность русской армии и флота. Понятно ежу - сила есть, но и ум может понадобиться.

     Прошло немногим меньше 100 лет и в стране произошли события, меньшие по масштабу, однако имевшие не меньший резонанс. И по сей день их по-разному оценивают в разных странах, в разных слоях населения.
А началось с сообщения о гибели темной ночью в январе 1947 г. на безлюдной минской улочке великого артиста Соломона Михоэлса с попутчиком - театральным критиком Владимиром Голубовым (Потаповым). Мало кто знал, что дело Еврейского антифашистского комитета закончилось, не успев начаться. Поползли слухи, что случайная гибель в результате наезда - выдумка, что случившееся - злодейское убийство с далеко рассчитанными последствиями. А слухи на нашей исторической родине имели, имеют и будут иметь феноменальную особенность: они достовернее фактов, как бы объективно эти факты не выглядели. Уже изменившееся отношение к евреям продолжало меняться, кто-то же должен быть крайним. А евреям эта роль подходила без примерки. Довольно быстро плохо скрытое тайное стало явным.

     Очень быстро возникло дело Еврейского антифашистского комитета (ЕАК), который, оказывается, был националистической организацией. Обнаружили, что евреи хотели заполучить всего-навсего Крым, создать там автономию и затем, проявив всем известную еврейскую хитрость, продать лакомый кусок Америке. Речь действительно шла о создании Еврейской автономной республики в Крыму. Только небольшой нюанс - злокозненные евреи не просили, а им предложили Крым. В ЕАК никто и не думал, что уже тогда пошло в ход осуществление далеко рассчитанной провокации. Власть не боялась трудностей, возникавших с "назначением" главой еврейских националистов великого Михоэлса, несомненно, духовного лидера не только советских евреев, но евреев всего мира. Поездка Михоэлса в США, Мексику, Канаду и Англию в 1943 г. со своим давним недругом поэтом Фефером была организована, чтобы присоединить американских евреев к борьбе с нацизмом. Помощь богатых зарубежных общин была бы очень кстати. Поездка была триумфальной. Ее результат: резко возросшие симпатии к Советскому Союзу не только евреев, живших в разных американских странах далеко от свирепого нацизма, но и обычных, демократически настроенных людей, которым выступлений Михоэлса было более, чем достаточно, чтобы понять опасность, связанную с идеями Гитлера.. Помощь, оказанная Советскому государству, была неоценимой. Это понимали все. Однако хорошо известно, что добрые дела не остаются безнаказанными. 42 тома накоплены следствием по делу ЕАК. На каждом из них значились имена Лозовского (одного из руководителей Совинформбюро и ЕАК) и Фефера, на "показаниях" которого была осуществлена провокация. Когда на томе появлялось и третье имя, это означало, что следствие накопало материалы по Лине Штерн и главному врачу Боткинской больницы Шимелиовичу, по поэту Маркишу и выдающемуся комическому актеру Зускину и др. Имени Михоэлса ни на одной из обложек не было. Но повторялось имя великого человека, очернялось, втаптывалось в грязь и предавалось анафеме в каждом томе бессчетное количество раз. До наших дней дошло описание допроса доктора экономических наук Гольдштейна, арестованного в декабре 1947, г. министром Абакумовым. Вид истерзанного, забитого до полусмерти человека не оставлял у министра, бывшего во время войны начальником СМЕРШа, сомнений каким путем добыли его признания. В кабинете министра находились два подполковника и майор, избивавшие Гольдшейна до утраты человеческого облика. Один из них, майор Сорокин предупредил Гольдштейна, чтобы он и не думал об отказе о данных им показаниях. Абакумов сразу же спросил - подтверждает ли подследственный прежние показания? Гольдштейн подтвердил. Затем последовало "Значит, Михоэлс подлец? После согласного кивка Гольдштейна быстро вывели из кабинета. Эти и другие показания забитых до потери сознания, до утраты мироощущения заключенных позволили получить добро на злодейское убийство Михоэлса от самого Сталина. Следует заметить, что в деле уже были лживые протоколы, состряпанные лубянскими мастерами слова полковником Шварцманом и подполковником Броверманом, позволившие вывести задуманное уголовное и политическое дело на тропу "террора". Какими красками заиграла игра в вопросы и ответы о "домашних" сведениях о Сталине! А что? Жиды очень коварны! Незадолго до ареста вышла книга Гольдштейна "Германский империализм".

     Вряд ли неожиданный арест можно было расценить как поздравление. Скорее это был критический отзыв. "Свидетельства", выбитые у Гольдштейна, позволили Абакумову обратиться в Инстанцию с предложением ликвидировать Михоэлса. Инстанцией в документах органов госбезопасности называли ЦК, Секретариат, Политбюро, Сталина. "Добро" было получено. Не дай "показания" Гольдштейн, нашли бы другого. Ложь, запугивание, пытки и другие методы добывания нужных следствию материалов срабатывали почти безотказно. Следует заметить, что Фефер - напарник Михоэлса по поездке в Америку - долгие годы был не только недругом Михоэлса, но и осведомителем органов госбезопасности. Перед отъездом замечательный комик Зускин спросил Михоэлса о странном выборе попутчика. Михоэлс ответил спокойно: "Так решили свыше". Нельзя никого порицать. Хотя Лина Соломоновна Штерн, ученый с мировым именем сумела не доставить удовольствия следствию признательными показаниями. Более того, когда Абакумов во время личного допроса назвал женщину-академика старой б...ю, Штерн спокойно отреагировала: "Интересный разговор министра с академиком".

     Абакумов явно кокетничал своим отношением к евреям. Двухметровый с гвардейской выправкой Абакумов любил прогуливаться по Тверской (тогда улица Горького) с низкорослым носатым евреем. Его как-то спросили о странной вроде бы дружбе. "Мужик очень хороший, остроумный и еще уродливее Михоэлса!". Вероятно, это была своего рода рекламная акция - красавец русский и уродливый пархатый еврей.

     В одной компании, где собрались представители разных национальностей, зашла речь о поведении подследственных на допросах и судах. Почему с 1937 г. было так мало "несознавшихся"? Почему шли на контакт (?) со следствием, зная, что контакт, как и отказ, неизбежно приведет к смертной казни? Сразу все присутствовавшие на "кухонной" беседе согласились, что признательные" показания и не очень-то были нужны. Но зачем же нужны были избиения до утраты мироощущения? Для убедительности - сказал один из присутствовавших. Быстрее поймут, что НАШИ органы никогда не ошибаются - другой. Мне пришла в голову иная версия. Среди озвученных в СМИ процессах (промпартия, ЕАК, ленинградское дело, врачи-убийцы и др.) власть "развлекала" население первой в мире страны победившего социализма игрой в кошки-мышки с попавшими в поле зрения "отщепенцами". Эти отщепенцы были, как правило, интеллигенты, которые непривычны к побоям. Ему дашь по лицу (у интеллиге нтов морд, как известно, не бывает), он тут же начинает с аппетитом поглощать лапшу, навешанную ему же на уши. Еще и вопросы подкорректирует. С ними легко, интеллигентные же люди. А с евреями и того лучше, ведь издевательства над ними удовольствие доставляют несказанное. Ведь "Евреев не любят за все. За ум, за очки, за сутулость. За то, что жидовка стреляла в вождя. За то, что она промахнулась". Не подумайте, что это попытка свести воспоминания к шутке или иронии. В наши дни, когда память возвращает в те далекие годы, пишут о 15 выставленных на всенародное осуждение членов ЕАК еврейских националистах, об отщепенцах, пышущих злобной ненавистью к Советскому Союзу, к народам, населяющим необъятные просторы шестой части мира. Эти 15 человек входили в элиту и не только еврейскую, но и любую другую. Пользу они принесли стране неоценимую, и она могла быть еще больше. И как же достойно вели себя эти люди. Изувеченные физически и морально остались людьми, чего не случилось с теми, кто фабриковал это злодейское дело. Власть подпитывала дело разговорами о том, что евреи "воевали в Ташкенте", что они только торговали, что они еще в царское время спаивали население России и т.д. Бессмысленно писать о евреях, которые заслужили благодарность любой страны, в которой они жили. По заказу опять же любой власти найдут единичные факты, чтобы оболгать весь народ. Доказывать, что евреи работали честно в любой стране не нужно. Оправдываться не в чем. Но список погибших по делу ЕАК нужно начинать с великого МИХОЭЛСА и включать всех уничтоженных по этому злодейскому делу, как не доживших до суда, так и погибших во время и после чудовищного фарса.

     Поэт Фефер, сыгравший омерзительную роль в жизни Михоэлса, долго талдычил о случайном наезде, о несчастном случае, о скорби, овладевшей им и т.д. Это продолжалось до тех пор, пока провокатор не понял, что и над ним занесен меч, который обязательно опустится. Но уже стоя у гроба, Фефер нашел для Михоэлса высокие слова. Он говорил, что Михоэлс - один из самых выдающихся наших современников. Это отнесли к преувеличению, характерному для поэта. Но он успел выставить Михоэлса перед Абакумовым, перед Инстанцией, перед Сталиным врагом Родины, презренным торговцем русской землей, сионистом, которого купил "Джойнт".
Он злобно выбрал такой роскошный регион как Крым. Кстати, "Джойнт" был благотворительной организацией, чем и занимался. Его благотворительные центры вовсе не собирали шпионские сведения. Реакция на деятельность органов - ваше еврейское дело: оправдывайтесь, если сможете, конечно.

     Как ни странно, сохранились документы, которые Абакумов посылал в Инстанцию через Шкирятова либо Поскребышева по делу "о еврейских буржуазных националистах". Он был исполнительным служакой и без разрешения Инстанции аресты не осуществлял. Инстанция знала все о предстоящих обысках, арестах, приговорах, убийствах, акциях бессудного уничтожения и т.д. Но и высшие функционеры, даже входившие в Инстанцию, тоже, имели какие-то переживания. Известно, что племянница Кагановича пришла в квартиру семьи Михоэлса, набитую людьми и неожиданно свалившимся на них горем. Провела родственников в ванную комнату (только там можно было уединиться) и сказала, что дядя передает вам привет (?) и велел сказать, чтобы вы никогда никого ни о чем не спрашивали. Забота, совсем нехарактерная для одного из высших членов Инстанции. Каганович не остановил руку, занесенную над родным братом. Михаил Моисеевич был отправлен в тюрьму и на расстрел непосредственно с поста наркома. Лазарь Моисеевич знал о тучах, сгустившихся над Михоэлсом, но все входившие в Инстанцию были повязаны круговой порукой. Михоэлс был обречен. Абакумов настойчиво добивался у проходивших по делу заключенных сведений или хотя бы подозрений о личных связях Кагановича с Михоэлсом, с ЕАК, с постоянно злоумышляющим "еврейством". Чуть ли не все сподвижники Сталина принесли в жертву своих близких, доказывая верность диктатору.

     Михоэлс приехал в Минск для просмотра двух спектаклей, выдвинутых на Сталинскую премию. Туда же раньше прибыл генерал Огольцов с бригадой убийц, где их ждал министр ГБ Белоруссии Цанава. Разрешение на убийство было получено. Спутник Михоэлса Голубов был непосвященным наводчиком. Им пожертвовали, не моргнув глазом. Он был одним из многочисленных сотрудников, оказавшихся "жертвами непредвиденных обстоятельств". Смерть его страшным образом доказала, что он не был осведомителем, пользующимся "полным доверием". Предчувствием Голубов обладал необыкновенным. Незаурядный театровед очень не хотел ехать в Минск. Но организаторам почему-то было нужно, чтобы спутник Михоэлса имел минские корни, которыми обладал Голубов. Михоэлс ехал в Минск по делу, Голубов - с ощущением неотвратимой беды. Когда дела начали раскручиваться, когда решались судьбы членов ЕАК, когда посыпались сроки, а иные, как Мириам Железнова (Айзенберг) и Самуил Персов, оба известные журналисты, писавшие просоветские статьи, были расстреляны по ходу следствия. Причем Железнова "отдыхала" в карцере (это была холодильная камера) неделями, а Персова пытками замучили до того, что он признавал себя виноватым во всем - вплоть до восхода и захода солнца. Стоит отметить, что когда Абакумов попал в промороженный тесный карцер всего на несколько дней, он сумел переправить Сталину письмо с просьбой исключить карцер из мер наказания - пребывание в нем несовместимо с жизнью. Если взмолился здоровенный мужик, насмотревшийся на человеческие муки и испытавший их на себе, ему можно поверить. Каждый допрос был преступлением. Но все проходило скрытно. Сталинский идеологический аппарат обошелся в этот раз без помпы и не стал извлекать пропагандистскую пользу из пролитой невинной крови. Прошли годы, многие честные люди докапывались до истины. Оказалось, что уцелело достаточное количество документов. Узнали, к примеру, что по делу ЕАК привлекли к суду 50 человек. Но в Москве судили лишь 14 из них, 15-й умер перед судом. Остальных 35 "раскидали" по регионам (Киев, Минск, Одесса, Биробиджан) и профессиям (журналисты, работники культуры и науки, служители культа) для создания объективности, что ли, и доказательства злобной ненависти еврейских националистов по отношению к советской власти. Список, открытый Михоэлсом январской ночью 1947 г. в Минске, продолжили Железнова и Персов 23 ноября 1950 г. Для "скорострельных" Особых совещаний доказательства значения не имели. Приговор был вынесен заранее. Последние слова Железновой: "Судите, как хотите, но прошу учесть, что я не враг и не шпионка. Волею судеб попала в окружение врагов народа...".

     Самуила Персова я знал очень хорошо. Это мой родной дядя, брат матери. Веселый, добрый, красивый. Как и моя мать - голубоглазый. В начале ХХ века эмигрировал в Америку. После революции вернулся на Родину. Стал писателем. Опубликовал роман, несколько повестей, много рассказов, ставшую заметным явлением брошюру "Дважды Герой Советского Союза Яков Смушкевич". Отважные летчики Смушкевич и Кравченко первыми в СССР получили по второй Звезде Героя. Не знаю, как сложилась судьба Кравченко, Но Смушкевича в звании генерал-лейтенанта, командовавшего ВВС страны вместе с группой видных военных арестовали незадолго до начала войны. Все были после пыток и издевательств расстреляны в сентябре (!) 1941 г. Перу Персова принадлежит очерк о легендарном Льве Доваторе, конный корпус которого прославился глубокими рейдами по вражеским тылам.

     После войны он писал о труде рабочих. Видимо успехи в журналистике заставили его забыть, что литературная работа, особенно журналистика, работа опасная. Так, например, в очерке о Московском автозаводе им. И.В. Сталина, ныне Лихачева, он упомянул о начальнике инструментального цеха Сагаловиче (еврей, естественно). Он представить себе не мог, что нельзя описывать технологию производства сукна на московской фабрике "Освобожденный труд"; он сознательно и, конечно, зл окозненно сообщил американцам о том, что перебазированный во время войны на Урал Гомельский завод сельхозмашин реэвакуации не подлежит. Признался он и в том, что выдал американцам государственную тайну о национальности авиаконструктора С. Лавочкина, который никогда ее не скрывал. Но можно представить каким мерам физического воздействия его подвергали, если он признался в том, что американцы (убежденные коммунисты, кстати) поручили ему выяснить у Светланы Сталиной об ее участии в военной и оборонной работе (!?), об ее занятиях, интересах, планах на будущее. Казалось бы, чушь собачья. Но даже генерал-лейтенант Чепцов, руководивший (?) следствием, в ту пору верил в эту чушь. Видно не понимал для чего нужно громоздить столько лжи. Потому к казни Железнову и Персова приговорил с олимпийским спокойствием. Мне кажется, что основной причиной участия Персова в деле о еврейских националистах был тот факт, что он писал на идиш.

     "Созрел" Чепцов к процессу ЕАК и проявил характер, который Инстанция и безошибочно работающие органы от него не ожидали. Он всего-навсего потребовал у следствия более убедительных доказательств...
Прошло всего 5 лет и начальник Главного управления по охране военных и государственных тайн в печати при Совмине СССР В. Катышев специально проанализировал 12 статей Персова и Железновой, "наиболее шпионских", официально заявил, что публикации, за которые их казнили, не содержали государственной тайны.

     Знаменательна судьба " первого еврейского пролетарского" и одновременно лирического" поэта Фефера. Следствие и суд превратились для провокатора в долгую мучительную казнь. В начале следствия, оговаривая невинных людей, он прятался за удобную формулировку - Мы с Михоэлсом - великодушно уступая ведущую роль погибшему. Однако увидев в какой трясине он увяз, Фефер выступил на процессе с "Дополнением к судебному следствию", в котором отказался от всех своих обвинений в адрес оговоренных им людей. Выяснилось, что с некоторыми из них он не был знаком. Исчез "крымский проект", а ведь идея создания Крымской еврейской автономной республики была козырной картой провокации и, соответственно, следствия. "Дополнение" не сработало. Фефера не услышали. Его сочинения составили основу одного из отвратительнейших фарсов за всю историю Советского государства. Надо сказать, не будь Фефера - нашли бы другого. Один из следователей-забойщиков подполковник Комаров, уже схваченный взрастившими его органами (свидетелей не оставляли) 18 февраля 1953 г. писал Сталину, что в коллективе хорошо знают о его ненависти к врагам, что он вынимал из них душу, требуя сведений об их вражеских делах и связях. Коллеги якобы часто прибегали к его помощи в допросах. Но это было явное хвастовство. В палаческих талантах ему не уступали садист Рюмин, добравшийся до поста замминистра, Шишков, Сорокин, Лебедев, Жирухин, Рассыпинский и другие, проходившие по иным делам. Комаров, по-видимому, рассчитывая на понимание Сталина, о своей особой ненависти к еврейским националистам. Он считал их особо опасными и злобными врагами страны. Включал в их число арестованных бывших сотрудников МГБ СССР. Его даже считали поэтому антисемитом (?). А он (такой лялечка) прямой и честный сотрудник докладывал Абакумову о своем политическом недоверии к другим подлецам - Шварцману, Иткину, Броверману. В письме он просил Сталина предоставить ему возможность отомстить врагам за их злодеяния, за вред, который они причинили государству. Не знал отчаянный борец за безопасность страны, что письмо он написал за две недели до смерти Сталина, и великому вождю было просто не до комаровских откровений. Комаров в кругу единомышленников избегал слово еврей. Жиды, жидовские морды, пархатые, бл…и жидовские и т. д. С особым смаком он использовал последнее обращение при конфиденциальных "беседах" с женщинами. Как же трудно было комарову и другим палачам выводить в протоколах допросов "лицо еврейской национальности".

     Дело ЕАК формировалось с самого начала его создания в 1941 г. Его ответственным секретарем был назначен Шахно Эпштейн - осведомитель ГБ. Летом 1947 г., когда дело ЕАК было уже состряпано, заместителем ответственного секретаря назначили Григория Хейфеца - кадрового гэбиста. Он тут же прибрал к рукам всю переписку комитета, особо выделив список добровольцев, желавших поехать в Палестину для борьбы с британскими империалистами. Он считал, что перед его направлением на работу в ЕАК был решен вопрос о закрытии этой националистической организации. Трудно сказать, всю ли информацию получил Хейфец, но он быстро понял, что речь идет не о ликвидации ЕАК, а подготовки будущего судебного дела. ЕАК перевели из Совинформбюро в отдел внешней политики ЦК. Он регулярно передавал добываемую им в высшей степени обильную информацию о посетителях, письмах, беседах, впечатлениях, о всех проявлениях национализма майору Марчукову (Второе управление МГБ). На Лубянке скапливалось множество папок с копиями протоколов, деловых бумаг, публикаций и т.д. В их числе были самые невинные документы и рукописные материалы. В Президиуме же ЕАК о постоянно ведущейся слежке никто кроме Фефера и Хейфеца не знал.

     На Лубянке же скапливались многочисленные доносы биологических антисемитов маньяков, людей сознательно делающих на антисемитизме карьеру в адрес высших лиц государства. Особенно "везло" Щербакову, возглавлявшему Совинформбюро. Его буквально засыпал доносами некто Кондаков. Он был уволен в мае 1944 г. из Совинформбюро и исключен из партии за хозяйственные злоупотребления (такое тогда тоже бывало). Зато в 1951 г. он получил желанное признание как свидетель по делу ЕАК. Среди сотен страниц доносов, кляуз, раскрытых анонимок Кондакова на многих сотрудников Совинформбюро главным действующим лицом был заместитель Щербакова - Лозовский. Также беспощадно клеветал Кондаков на особо ненавистный ему ЕАК. Маниакальная злоба слепила его. Среди прочего он написал огромную статью "О националистической линии в работе Еврейского комитета". Например, порождением еврейского национализма объявлены строки: Белоруссия - святая святых для каждого еврея, где бы он не находился. Либо строки о тесной связи Луцка и Ровно с историей еврейского народа в Восточной Европе, о том, что еврейское население сначала появилось в самом Мозыре, после чего евреи расселились по всему Полесью. Чувства благодарности и братства были дико извращены. Кондаковы и им подобные обвиняли евреев в духовной экспансии и нескрываемом национализме, причем обязательно буржуазном. Во всем этом очевидно элементарное недомыслие, подхваченное огромным следственным аппаратом МГБ (делом занимались свыше 30 следователей). Более трех лет команда душегубов-забойщиков пыталась вдохнуть жизнь в мертворожденный еврейский национализм. Реальные преступления обнаружить не удалось. Их не было!

     Через месяц после начала процесса опытный политик Лозовский оценил происходящее и помог понять подсудимым, что происходящее может любого из них привести к смертной казни. Вместе со всеми встревожился Фефер, добившийся проведения закрытого судебного заседания. Ведь в деле фигурировали его признательные показания. Он не только оговаривал невинных людей. Для большей убедительности "раскаявшийся" Фефер кроме клеветы на коллег, друзей, недругов занимался самооговором. По его показаниям прошли более 100 человек. После допроса на суде Лозовского, когда клеветническое доносы Фефера рухнули, его вдруг прорвало - "Не надо сваливать все на Михоэлся и на меня!". Это прозрение или крик давно больной совести? Благодаря Феферу дело еврейских националистов началось с казни. Во время следствия, до и после него гибли люди. Фефер же якобы очистился, покаявшись следствию. Он явился с повинной! Это могло бы "сработать", если бы обвинение не было мифическим. И оставшиеся в живых еврейские интеллигенты своим существованием доказывали, что их оболгали. Расстрельные приговоры не только были оправданы с точки зрения власти, но и позволяли строго обойтись с малым народом. Евреям грозило уничтожение, Советская Армия спасла этот народ. Народ же подло изменил всему советскому. В результате власти создали искусственный дуэт Михоэлс-Фефер (о существовании которого Михоэлс вообще не знал), якобы изменившие стране еще во время поездки в США в 1943 г. и закономерно судимые в 1952 г. Фефера разглядел Хейфец, проходивший свидетелем по делу: "Фефер, по моим наблюдениям, уважением не пользовался. Он, несомненно, способный, знающий, но хитрый человек: обращала на себя внимание его жадность к деньгам". Фефер был самонадеян только на очных ставках со сломленными людьми. Такие же мощные характеры, которыми обладали Лозовский, Шимелиович. Лина Штерн, директор тбилисского музея еврейской истории Крихели, переводчик Тальми были провокатору не под силу. Допросы выдающегося детского поэта Льва Квитко шли по одной и той же схеме - Молоти, что хочешь, все равно заставим тебя признаться. И в невинных строках письма чекиста Ш. Эпштейна Шимелиовичу находят скрытый смысл. Квитко быстро сдался, приняв на веру, что Михоэлс и Фефер - "американские агенты", а он, Квитко (добрый и простодушный человек, из стихов которого исходили свет и доброта) летом 1944 г. отправился в Крым по поручению американцев (?!), чтобы организовать переселение евреев для создания Еврейской автономной республики. Созрел и все понял на следствии. Например, слова Квитко, что он с другими поэтами и писателями ездил по разным городам Крыма для проведения вечеров стихов, вечеров культуры и т.д., следователь подполковник Герасимов всякий раз упрямо дополнял эпитетом националистических стихов, националистической культуры. Квитко упирался - эти словосочетания звучали глупо, безграмотно, но Герасимов стоял на своем, и Квитко уступал. Когда он разоблаченный как еврейский националист уже ушел в мир иной, в США поехал писатель Борис Полевой. В поездке с ним были А. Чаковский и Ю. Жуков. Именно Полевого спросил писатель-коммунист Говард Фаст об аресте Квитко. И безусловно порядочный, честный Б. Полевой закричал "НЕТ! Нет! Я с ним встретился на лестнице перед отъездом в аэропорт...". После дела ЕАК, узнав об аресте и расстреле Лейба Квитко, Г. Фаст покинул ряды коммунистов. Раз и навсегда. Каким же мучительным было его прозрение! Он написал открытое укоризненное письмо Полевому. Запоздалый ответ начинался словами: Эх, Говард! Письмо отправлено в мае 1957 г. Ломали всех - и обвиняемых и свидетелей.

     На суде Квитко отказался от признательных показаний, полученных от него обманом и пытками. Председатель генерал Чепцов все время возвращался к показаниям, данным на следствии. Квитко каждый раз отвечал, что признательные показания подписаны под пытками. На суде большинство оговоренных подследственных держались смело и независимо. На суде их не избивали. Любому было ясно, что судят невинных. Не казнили лишь Лину Соломоновну Штерн. По личному указанию И. Сталина ее приговорили лишь к 3,5 годам лишения свободы с учетом предварительного заключения. Опять же по слухам, это сделали после сообщения именно Сталину академика Капицы о том, что Л. Штерн успешно занимается проблемой борьбы с раком. Сталин же страдал ракофобией (впрочем, как и Гитлер). Штерн получила также многообещающие данные о торможении процессов старения. Мне приятно вспомнить, что референтом у Лины Соломоновны на кафедре 2-го Московского мединститута, которой она заведовала, была Олимпиада Петровна Блюменфельд (это фамилия мужа), удивительно милая русская женщина. Блюменфельд (муж) тоже был, как и многие другие, повязан ГУЛАГом, не знаю точно по какому делу. И оттуда не вернулся. Олимпиада Петровна была бесконечно предана Лине Соломоновне и оставалась с ней до последних дней. Наверное, это было великим счастьем для обеих женщин, что они по-настоящему любили друг друга и до последней минуты были рядом.

     Генерал Чепцов напоминал каждому из подследственных, отказавшихся от признательных показаний, об их поведении на следствии. Но уже выступавший первым на суде Бергельсон сообщил, что слова "националистическая работа" он осознал в тюрьме... Когда он увидел, что все субсидируется Советским правительством, как можно было усмотреть в этом национализм?". Не побоялся встать на защиту гражданской чести Маркиша Л. Квитко: Если Маркиш националист, значит, и я не менее его националист. Это было очевидным отрицанием национализма, продиктованного Лубянкой. Когда он, оговорившись, назвал встретившихся ему в молодости националистически настроенных писателей, он тут же внес поправку "... тогда их называли идишистами ... они боролись за народную литературу на языке идиш, за народную культуру". Сионистов среди них не было. Квитко, защищая на суде Бергельсона и Маркиша, говорит о них, как о патриотах. Он подчеркивает, что Лина Штерн и Зускин были редкими гостями в ЕАК, обвиненные женщины Теумин и Чайка Островская-Ватенберг вообще не имели отношения к работе комитета.

     Изумителен козырь, который выложил перед журналистом Люмкисом старший следователь подполковник Афанасьев. Забойщик, проведя журналиста по всем кругам ада, выложил перед ним лживый протокол. Люмкис - участник Великой Отечественной войны, награжденный многими военными орденами, попросил отметить эти факты в протоколе и услышал в ответ: "Будь ты русским, а не евреем, то сдался бы в плен, а ты вынужден был воевать, ибо у немцев тебя ждала пуля". Вряд ли Афанасьев хотел назвать русских трусами. Скорее, забойщик, преуспевший в искусстве пыточного дела, значительно хуже владел русским языком.

     Маркиша, казалось бы, научили на следствии молчать. Однако поэт вел себя на следствии гордо и независимо, хотя всем обвиненным был виден трагический конец. Небезынтересно, что Абакумов у всех националистов видел национальные черты внешности, среди которых обязательно была короткая шея! Как он увидел короткие шеи у Маркиша, у Тальми, у красавиц-женщин Теумин и Островской-Ватенберг догадаться невозможно! Наверно, какая-то врожденная способность чекиста, да еще прошедшего школу СМЕРШ, видеть на метр в землю. В деле фигурировали стихи Маркиша.

     В тебе - изгнаннике веков - отозвались/ Все двадцать пять сверкавших солнцем весен. / И разъяренным львом ты ринулся на бой./ Высокую себе отвоевав награду:/ Ты утвердил бойца признанье под Москвой,/ Ты оправдал его в защите Сталинграда! / Удел воительства приняв на рамена,/ Шел русский брат твой, шли казахи и грузины, / Узбек и белорус, и воин Украины.../ Одна у братьев мать и Родина - одна./ Ты, умирая, свой благословляешь меч,/ И землю русскую целуешь по-сыновьи,/ Костьми готовый за Россию лечь/ И напоить ее поля свое кровью.

     Я прочитал эти стихи более 50 лет назад. И тогда и сейчас оно выбило у меня слезы. Эту реакцию можно отнести за счет сентиментальности, сохранившейся с возрастом. Эксперты же и следователи по делу ЕАК расценили стихотворение как подлую идеологическую маскировку (!!!).
Думается, что нет нужды пересказывать детали борьбы на суде людей, приведенных следствием к казни только за то, что в их жилах текла еврейская кровь. Все было предельно ясно. Это не помешало Союзу Советских писателей открыть пальбу по поверженным собратьям. Верноподданнический шум, поднятый ССП по делу ЕАК, не сразу привлек внимание службы Абакумова. Однако в январе 1952 г. ССП пришел на выручку чекистам более подготовленным, выделив четырех экспертов. Щербина - член ССП, редактор "Правды" по отделу литературы и искусства; Лукин - член ССП, зам. заведующего отделом литературы и искусства "Правды"; Владыкин - член ССП, председатель иностранной комиссии ССП; Евгенов - член ССП, зам. секретаря правления ССП, член редколлегии журнала "Дружба народов". Не знаю, к сожалению, какие произведения написали эксперты, количество еврейских писателей, поэтов, исключенных из ССП, было огромным. Никто точно не знает, сколько их было. Распрощались с творческой деятельностью и евреи-представители других видов творческой деятельности. Беззастенчиво раскрывались псевдонимы. До сих пор помню заметку в одной из московских газете об Александре Исбахе, который при более внимательном прочтении оказался Исааком Бахрахом. Так и так было ясно, что писатель - еврей. Но так все же яснее. Квитко в день 50-летия вместе с действительно крупными (Горький, Чуковский, Максим Рыльский) тепло поздравил А. Безыменский. Прошло не так уж много лет, и Безыменский предал не только Квитко, но и всю еврейскую литературу. Ошельмовали замечательного белорусского поэта Павло Тычину за выдающиеся переводы еврейских поэтов.

     Мне запомнился один разговор. Несколько студентов, среди которых был я, собрались в холле второго этажа. Рассматривали свежую "Правду" с описанием довольно большой группы безродных космополитов. По мнению авторов (их было двое) космополиты явно развивали националистические идеи. Неожиданно один из нашей компании обратился почему-то именно ко мне. Вопрос по тому времени был провокационным. Его интересовало мое отношение к Булгакову, Ахматовой, Зощенко, Пильняку, еще к кому-то. В порядочности собеседников я был уверен, но распространяться на эту тему не очень хотелось. Все-таки нашел в себе силы. Всех перечисленных авторов любил, о чем и заявил во всеуслышание. Последствий не было. Вот уж дуракам счастье.

     К тяжким преступлениям ЕАК причислили "Черную книгу", изданную в Нью-Йорке в 1946 г. Это был фундаментальный труд о нацистских преступлениях против еврейского народа. Среди прочих еврейских обществ в создании Книги принял участие и ЕАК. Две книги были подготовлены ЕАКом к печати. Причем "Черная книга" была издана при активном участии Альберта Эйнштейна. Три года следствие представляло освещение гитлеровского геноцида против еврейского населения СССР как доказательство агрессивного национализма. Эксперты - цензоры Главлита и ССП, узнав, что "Черная книга" фигурирует среди преступных документов, признали ее националистический характер. Эйнштейн автоматически становился "главным реакционером"

     Для Сталина было достаточно наличия еврейской крови у подследственного, чтобы объявить его еврейским националистом, причем обязательно буржуазным. Может быть этим фактом и объясняется воинствующий атеизм Сталина. Ведь Иисус и его апостолы вышли из еврейского народа. Следовательно, их за это следует беспощадно покарать. Пусть не лезут. Тем более что первого еврея, оказавшегося в России, звали Андреем Первозванным. Апостол Иисуса, его сподвижник, один из первых святых, создал русский флот и покровительствовал морякам в своей земной и загробной жизни.

     Солженицын в своей книге "200 лет вместе" приводит 11 еврейских фамилий. Этих людей царь сделал дворянами - графами, баронами и просто дворянами. Так Солженицын доказывал, что у евреев не было никаких оснований кричать об ограничении прав еврейского народа. Писатель все-таки напутал. Все 11 человек были христианами. Будь они иудаистами, дворянами они бы не стали. Выдающийся русский историк XIX века Н. Костомаров в одной из своих работ, относящихся к правлению Московского князя Ивана Великого, писал о приезде в Москву ученого еврея Схария. Схария посетили сподвижники князя из его ближайшего окружения. Беседы на богословские темы привели к тому, что эти люди, имевшие значительное влияние в государстве, готовы были перейти в иудаизм. Христианство на Руси спас епископ Смоленский Геннадий. Где и как только мог он боролся с изменниками веры и, надо отдать ему должное, победил. Схария покинул Русь, а инакомыслящие высланы из столицы (один из них был казнен). У Солженицына в его сакраментальном произведении "200 лет вместе" Схария (Захарий) посетил Русь якобы специально для обращения уже тогда огромной страны в иудаизм. Автор (на мой взгляд, действительно великий писатель), по-видимому, не знал, что в еврейской религии не было института миссионерства. К иудаизму можно было приобщиться еще труднее, чем в наши дни. Солженицын серьезно ошибся, возложив на Схарию дополнительную миссию. Не думаю, что Солженицын антисемит, но книга изобилует проколами такого типа. Это тем более печально, поскольку "200 лет вместе" написаны после процесса ЕАК, дела врачей-убийц и борьбы с безродными космополитами, состоявшими в основном из евреев.

     Пора заканчивать. Я обратил внимание, что необходимо более подробно описать убийство Михоэлса. Его вместе с Голубовым привезли на дачу Цанавы, а оттуда уже с пробитыми висками на глухую заснеженную улочку. Дальнейшие события описаны не очень подробно. Это все же не исторический труд, а лишь напоминание о том, какое было время. В течение длительного времени шли споры о версии минского убийства. Не всегда в корректной форме. Наконец, в газете "Аргументы и факты" в майском номере (№ 19) 1992 г. появилась небольшая статья "Ордена за убийство". В ней были опубликованы выдержки из письма Л. Берия в Президиум ЦК КПСС, но многие абзацы, надо полагать, имевшие важнейшее значение были опущены. И тем не менее.

     СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
В ПРЕЗИДИУМ ЦК КПСС
Тов. МАЛЕНКОВУ Г.М.
Письмо начиналось с того, что в ходе проверки материалов следствия о "врачах-убийцах", некоторым из них инкриминировалась связь с Народным артистом СССР и видным общественным деятелем Соломоном Михоэлсом. Из материалов следовало, что Михоэлс возглавляет антисоветский еврейский националистический центр, действующий по указке США. Версия о причастности к терроризму и шпионажу таких видных деятелей советской медицины как терапевты Вовси М., Коган Б. и невропатолог А. Гринштейн основывалась на их знакомстве с С. Михоэлсом, а Вовси даже состоял в родственной связи. Знакомство с Михоэлсом провокационно использовалась для обвинения во всех смертных грехах П.С. Жемчужиной и осуждения ее особым совещанием и ссылки в места, достаточно отдаленные. В письме подчеркивается, что органы госбезопасности не располагали достоверной информацией о шпионской и террористической работе Михоэлса против СССР. Обращается внимание, что во время зарубежной поездки в 1943 г. его выступления носили патриотический характер. Незаконная операция физического устранения Михоэлса была проведена Цанава по поручению бывшего Министра госбезопасности Абакумова. Тот в свою очередь показал, что Сталин дал ему личное указание быстро организовать ликвидацию Михоэлса с помощью специальных лиц. Когда Михоэлс прибыл в Минск, проведение операции было возложено на Огольцова, Цанава и Шубнякова. Сталин высоко оценил проведенную операцию и велел наградить участников орденами. Цанава подтвердил объяснения Огольцова, уточнив детали некоторых из них.

     Заключительная часть письма, подписанного Л. Берия поистине эпохальна:
"Учитывая, что убийство Михоэлса и Голубова является вопиющим нарушением прав советского гражданина, охраняемых Конституцией СССР, а также в целях повышения ответственности оперативного состава органов МВД за неуклонное соблюдение советских законов Министерство внутренних дел СССР считает необходимым:
а) арестовать и привлечь к уголовной ответственности б. замминистра госбезопасности СССР Огольцова С.И. и б. Министра госбезопасности Белорусской ССР Цанава А.Ф;
б) Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении орденами и медалями участников убийства Михоэлса и Голубова отменить.

     2 апреля 1953 г.
Л. Берия

     Справедливость восторжествовала? Установлено нарушение гражданских прав? Нарушена Конституция СССР? Но понесли ли какое-нибудь наказание организаторы и исполнители подлых убийств? Или власти ограничились лишением орденов и медалей? Как прожили последующие годы забойщики? О подследственных и лицах, входивших и входящих в Инстанцию многое известно. Все ли сделано, чтобы дела и процессы такого рода не только бы не повторялись, но и не замысливались? Не один текст не доставался мне так тяжело, как этот, представленный вам. Хочется надеяться, чтобы оборот "такое было время" остался только в памяти. А сама возможность повторения таких событий исчезла из нашей жизни. А когда поминают о 15 участниках процесса по делу ЕАК, наверно, надо иметь в виду необходимость приписать к этой цифре 4 (или 5?) нулей.