Интервью с еврейской семьей Арндт, которую спасли немцы

     Могли ли вы, уважаемые читатели, предположить, что в сердце Германии, в Берлине в начале 1942 проживало 33000 евреев, большинство из которых как рабы работали на разных предприятиях, в том числе и на поставляющих продукцию вермахту? Я об этом впервые услышал в синагоге Брит Кодеш, во время презентации книги Барбары Ловенхайм Survival in the Shadows, подзаголовок которой - Seven Jews Hidden in Hitler's Berlin - и привел меня в тот день в синагогу.

     Представляя книгу, Барбара сказала, что в ней нет ни слова вымысла. Все, что она написала, действительно имело место: более 50 немцев во время Второй мировой войны в течение почти трех лет укрывали в Берлине самую большую из спасенных еврейских семей - СЕМЬ ЧЕЛОВЕК! В подтверждение сказанного представила присутствующим, проживающих в Рочестере (штат Нью-Йорк), членов этой большой семьи супругов Эллен и Эриха Арндт.
Далее Барбара привела цифры, которые не могли не потрясти мое воображение (и я полагаю, потрясут и ваше тоже.):

     Справка

     В 1933 году в Берлине проживало 160 000 евреев, треть всего еврейского населения Германии. Всего же в Берлине проживало 4.5 миллиона жителей. К началу первой депортации евреев, в 1941году, в Берлине, несмотря на интенсивную эмиграцию, все еще проживало 80 000 евреев. В октябре 1941 года ушел первый транспорт (около 1000 человек) в гетто г. Лодзи. К январю 1942 было отправлено в лагеря Польши, Риги и Каунаса 10 000 евреев. Пожилых евреев отправляли в Терезин (Чехия). Чуть позже поезда с евреями пошли напрямую в лагеря смерти - Освенцим и Биркенау. К концу 1942 года более 60000 евреев Берлина было депортировано, в том числе: 10000 в гетто восточной Европы, 15000 в Терезин и 35000 в концлагеря, расположенные на территории Польши.

     По мере продвижения немецкой армии на восток Советского Союза германское руководство форсировало замену на заводах одних рабов, - немецких евреев, на новых рабов - жителей оккупированных территорий - русских, украинцев, белорусов и других неевреев. Отпала необходимость в "еврейской рабочей силе" и начались массовые акции по ускоренной отправке евреев в концлагеря.
Чем больше прибывало "русской рабочей силы", тем чаще поезда смерти доставляли в концлагеря очередные партии евреев. И все же к началу 1943 в Берлине все еще оставалось более 11000 евреев. Стали регулярными Fabrikaktion - облавы по выявлению прячущихся на заводах евреях. Одна из таких акций закончилась "успешно" - было поймано 7000 евреев. Но Геббельс бесновался, все же 4000 евреев удалось скрыться.

     Из заявления Геббельса в январе 1943г. - "Я дал указание полиции, вермахту и партии сделать все, чтобы выловить как можно скорее всех этих евреев".

     Началась тотальная охота на евреев. Очень скоро большинство из них было найдено и отправлено в лагеря смерти. Пойманных евреев пытали, пытаясь добыть у них сведения об укрывающихся евреях; сломленным пытками гестаповцы предлагали индульгенцию - нормальное на законных правах проживание в Берлине и даже освобождение их родственников из концлагерей в обмен на выявление укрывающихся евреев. Те, кто соглашался на такую сделку с совестью, получили название Greifer (ловители), а тех, кто скрывался, уходя в подполье, стали называть U-boat (субмарины). Евреи, согласившиеся сотрудничать с нацистами, не догадывались о том, что как только они перестанут "поставлять" новых евреев гестапо, их самих, несмотря на все "заслуги", отправят в концлагеря. Одной их таких "ловителей" была Стелла, знакомая Эллен по курсам шитья.

     И все же, как это не звучит фантастически, 1400 евреев-берлинцев дожили до победы над фашисткой Германией. Их спасли соседи и знакомые, обычные ничем не примечательные немцы, - домохозяйки и владельцы салонов, аристократы и профессора, простые рабочие и хозяева предприятий, военные, дипломаты и даже проститутки. И это в то время, когда согласно приказу гестапо от 24 октября 1941 года, уличенных в помощи евреям отправляли в концлагеря, что нередко заканчивалось их гибелью*.
Об истории спасения большой семьи Арндт-Левински (семь человек) и их многочисленных спасителях и повествует представленная на презентации книга Барбары Ловенхайм. Присутствовавшие на встрече Эллен и Эрих Арндт дополнили рассказ Барбары своими воспоминаниями о проведенных в подполье годах и своих спасателях.

Супруги Арндт

     По заданию редакции я договорился с супругами Арндт об интервью. Они сразу согласились и любезно предложили встретиться у них дома. И вот в назначенный день и час я позвонил в двери их квартиры, расположенной на одной из центральных улиц Рочестера (штат Нью-Йорк). Дверь открыла Эллен, аккуратно и скромно, одетая по-европейски пожилая женщина. Мы прошли в гостиную, украшенную многочисленными картинами и, гордостью семьи - фотографиями внуков и правнуков. Подготавливая к интервью свои диктофон и фотоаппарат, я исподтишка наблюдал за своей собеседницей. Если бы я не знал, что пережила эта женщина, что она мать двух дочерей, бабушка шестерых внуков и двух правнуков, я бы ни за что в жизни не поверил что ей пошел девятый десяток. А ведь она почти три года провела в подполье, которое находилось всего в пяти минутах езды от Рейхстага. В ее по-прежнему голубых глазах не отражалось страшного прошлого - они приветливо светились доброжелательностью. Я еще не закончил возиться с аппаратурой, как в комнату вошел Эрих, высокий подтянутый мужчина с обаятельной улыбкой. Мы представились друг другу. Его не по летам крепкое рукопожатие поразило меня прекрасной физической формой, не соответствующей ни его возрасту, ни грузу пережитого. От этой удивительной приветливости мне как-то сразу стало легко и уютно, и я приступил к интервью.

     Что собой представляла ваша еврейская жизнь в до-гитлеровской Германии?
Эллен: - Вы знаете, как мои, так и Эриха родители были светскими евреями. В тоже время мы отмечали все еврейские праздники. В эти дни дедушка закрывал магазин, которым он владел, собирал всю семью и читал молитвы. Иногда, поскольку мы были единственная еврейская семья на весь городок Blessen, мы ездили на Рош hа-Шана и Йом Кипур или другие праздники в близлежащий город, в котором была синагога.

     Эрих: - мы жили в районе Берлина Kreuzberg, в котором проживало более 6 тысяч евреев. У нас была синагога, которую мы посещали по праздникам. В этой синагоге, кстати, прошла моя бармицва. Мои родители, как и родители Эллен, не строго придерживались религиозных норм, хотя регулярно отмечали все главные еврейские праздники. В тоже время мои дедушки и бабушки были ортодоксальными евреями и строго соблюдали кошер, а мамин отец даже содержал кошерный магазин.

     Как изменилась ваша жизнь с приходом Гитлера к власти и особенно после Хрустальной ночи (9 ноября 1938)?

     Эллен: - как я уже сказала, дедушка содержал магазин и пользовался в городе уважением и все к нему относились хорошо. Все изменилось с приходом Гитлера: началось с того, что дедушкин магазин стали бойкотировать служащие муниципалитета, потом к ним присоединились и другие немцы. Знаете, хотя наша семья всегда ладила с немцами, мы ни на минуту не забывали, что мы евреи. Что мы это мы, а они это они!
Что касается Хрустальной ночи, то для нас она закончилась печально - дедушку арестовали, и он в тюрьме умер от паралича. Моя мама (Шарлота) вынуждена была за бесценок продать дом и дедушкин магазин, и мы переехали в Берлин.

     Эрих: - мы жили в районе Берлина, в котором преимущественно проживали рабочие, многие из них до 1933 состояли в социал-демократической или коммунистической партии и поэтому в нашем районе в ту ночь было тихо, а что было в центре Берлина, мы лично не видели. Что касается перемен в жизни, то мы их почувствовали задолго до этого. Сперва мой отец - врач, награжденный "Железным крестом" за участие в Первой мировой войне, - в июне 1938 года получил письмо, что с октября месяца его исключают из Медицинского Регистра и что с это момента он больше не врач, а Krankenbehandler (лекарь), и ему категорически запрещается лечить арийцев. Далее все пошло по нарастающей - 15 августа меня исключают из гимназии, а отец получил предписание перейти в более "подходящую" квартиру. Затем последовало ограничение на покупку продуктов - только в течение 2-ч часов и только хлеб, картошка, макароны, капуста и репа. И никакой одежды и обуви!

     Эрих, я знаю, что у вашей семьи была эмиграционная виза Америки, и эту визу Ваш отец отдал своему племяннику Хайнцу, чтобы спасти его от концлагеря. В результате ваша семья осталась в Германии. Простите за жесткость вопроса, но хотелось бы знать не жалел ли ваш отец или кто-либо из вашей семьи, что вы отдали визу Хайнцу и тем самым обрекли себя на 4 года непрерывной борьбы за жизнь?
- Никто из нашей семьи никогда не сожалел об этом решение отца. Тем более я, шутя добавил Эрих, поскольку в этом случае я может быть навсегда расстался бы с Эллен.

      В то время как вы с сестрой Рут и Эллен убеждали отца с матерью уйти в подполье, был ли у вас хоть какой-то план, где и как вы найдете укрытие, имели ли вы представление, сколько людей может потребоваться для вашего спасения?
Эрих: - Особенно трудно было убедить нам отца, хотя он и понимал, что ни его "Железный крест", ни моя высокая рабочая квалификация не могут служить защитой. Но он не мог поверить, что в стране, в которой всегда царил закон и ordnung, люди могут уничтожаться как скот только за то, что они евреи.

     (Д-р. Арндт не мог себе даже представить, что немец может сказать то, что на суде в Израиле произнес Адольф Эйхман; "Скажу вам откровенно, если бы мы убили бы все 10.3 миллиона евреев я был бы счастлив...")

     Мы знали одно: лучше погибнуть в Берлине, чем попасть в концлагерь. Никакого четкого плана у нас не было. Но мы даже не могли представить, что столько немцев будет нас самоотверженно укрывать.
И с чего начался ваш переход на подпольную жизнь?

     Эрих: - Как только родители согласились уйти в подполье, отец немедленно стала заниматься подготовкой нашего ухода. Он продумывал все до мелочей - от того, что взять с собой, до того, что надо в квартире оставить записку о решении семьи покончить жизнь самоубийством (позже такую же записку оставит в своей квартире Шарлотта и Эллен. - С.Р.) Далее отец пошел к своим давним пациентам Максу и Анни Гехре, дочь которых он спас от смерти, и попросил помощи. И хотя за укрытие евреев любого немца ждало жесточайшее наказание, Макс и Анни ни на секунду не задумываясь, дали согласие приютить у себя д-ра, но, к сожалению, только его, поскольку у них была очень маленькая квартира. Неутомимая Анни, которая потом оказалась основным связующим звеном со многим спасителями, обращается к Фриде Лефербе - своей подруге и также пациентке д-ра с просьбой дать убежище остальным членам семьи Арндт - маме Лине, Рут и мне. И Фрида сразу согласилась предоставить нам кров.

     Эллен: - а моей маме удалось договориться с нашей знакомой по Blessen и она временно приютила нас.
Эрих: - к 9 января 1943 года все было готово для перехода на положение U-boat, Перед тем как покинуть квартиру, отец выдал мне на всякий случай ампулу с цианистым калием, которую просил всегда иметь при себе.
Эрих и вы готовы были эту капсулу использовать?
Если бы меня схватило гестапо, я, ни минуты не сомневаясь, использовал бы этот яд
Я знаю, что всего в вашем спасение принимало участие почти 50 человек? Значит ли это, что вы постоянно меняли укрытие?

     Эрих: - Да, конечно. Кроме отца, который с первого дня и до победы прожил под крышей Гехре, все остальные время от времени по разным причинам должны были уходить от одних укрывающих к другим.

     Эллен: - были такие курьезные случаи, которые могут показаться частью фантастического авантюрного романа. Так, например, когда мы почувствовали, что соседи Фриды что-то заподозрили, мы поняли, - надо найти новое укрытие. Анни Гехре в момент не могла найти никого из надежных знакомых и устраивает меня и Рут, как специальных агентов по выявлению врагов Гитлера (!?), на квартиру Frau Liebold,- женщины, фанатично преданной Фюреру. Следующей нашей "явкой" было место няни и кухарки в семье полковника вермахта и, наконец, в апреле 1944 года для Рут и матери Эриха находят убежище в семье испанского дипломата Dr. Santaella!

     Эрих: - А я, когда не смог уже больше жить у Фриды, попросил Макса Колер разрешение спать на его фабрике в размещенной на чердаке подсобке, На что Макс ответил: "Раз я уж решился взять на работу еврея, так я уж сделаю все, чтобы наци не нашли его". Эта подсобка стала моим приютом до конца войны. Когда Эллен в очередной раз надо было искать укрытие я, чувствуя доброе отношение Макса, обратился к нему с просьбой разрешить и ей ночевать в подсобке. И снова Макс и его сын Ганс, не задумываясь, согласились.

     Эллен: - прежде чем оказаться в подсобке Макса мне и моей маме пришлось сменить не одно "местожительство"; одно время моя мама даже укрывалась в борделе. В общем, после того как почти все мы, за исключением д-ра Арндт, сменили ряда "явок" в сентябре 1944 года мы все оказались в подсобке Макса Колера. Я как сейчас помню его ответ на очередную просьбу Эриха позволить всем нам, а нас было шестеро, включая и Бруно (знакомого Эриха по школе и работе на Сименс-Шукерт и будущего мужа Рут), жить в подсобке на чердаке Макс сказал: "Если наци убьют меня за то, что я укрываю одного еврея, они с тем же успехом убьют меня за то, что я укрывая шесть евреев".

     Тут мы и дождались освобождения! В общем, в том, что мы остались живы, мы обязаны почти 50 немцам, из которых десятеро были впоследствии признаны Праведниками Мира и в их честь в Яд Вашем посажены деревья. Это Анна и Макс Гехре, Клара и Макс Колер, Кармен и Хосе Сантаелла, Анна и Густав Шулц (Тата), Мария и Эрнст Трептов.
Кстати, что вы можете сказать о своих освободителях - воинах Красной Армии?

     Эрих: - Только хорошее. Как только они узнали, что мы евреи, а мы специально для этого надели свои желтые звезды, нам первым делом принесли защитную вывеску на русском: "Еврейская квартира" (эту фразу Эрих во время интервью произнес по-русски. С.Р.) Не обошлось, правда, без курьеза. Вдруг появился офицер, как потом оказалось еврей, который сказал, что он не верит, что мы евреи. Что не может быть, чтобы в Берлине остались живые евреи. Я ему говорю, что мы евреи, а офицер мне не верит. Наконец, офицер почти приказным тоном говорит мне: "Прочти Шма Исраэль". И я стал читать: "Шма Исраэль Адонай Элогейну, Адонай Эхад..." с первыми словами этой молитвы офицер от радости чуть не задушил меня в своих объятиях. "Понимаете, - сказал он на смеси идиш и немецкого,- я тоже еврей! Я не могу в это поверить! Вы единственные живые евреи, которых я встретил, пройдя с боями от Москвы до Берлина!" Офицер слушал мой рассказ, качал головой из стороны в сторону и плакал. На другой день он принес целый ящик еды. Больше мы его никогда не видели.

     Вскоре нам дали специальные удостоверения жертв фашизма, по которым мы получили право покупать все вне очереди, включая мебель, и право в первую очередь вселяться в освобожденные квартиры.
Так что мы вспоминаем отношение "русских" к нам только хорошими словами
Как вы можете объяснить, что так много немцев рискуя своей жизнью и жизнью своих семей, спасали вас. Что ими двигало - гуманизм, религиозные убеждения или просто порядочность? Или это делалось в знак благодарности и уважения к доктору Арндт?

     Эллен: - На этот вопрос (а мне его часто задают) у меня нет однозначного ответа, и все-таки, наверное, главное - это порядочность плюс благодарность своему врачу. И не забывайте, что мы жили в районе, большинство жителей которого были настроены против Гитлера.
Эллен: но была Стелла и другие евреи, которые помогали вылавливать евреев. Кстати, дожила ли она до победы, и какова ее судьба?
Да, я знала Стеллу. Почему она сломилась и пошла на сотрудничество трудно сказать. Но когда мы узнали, что она стала Greifer, мы стали внимательно следить, чтобы как-то с ней не столкнуться. Она сдала более 300 евреев; она так вошла во вкус своей "работы", что продолжала ловить евреев, даже после того как ее родных сослали в концлагерь. Ей, по-моему, единственной из "ловителей" удалось дожить до победы. Ее осудили. Несколько лет она провела в тюрьме. Потом она судилась, пытаясь как-то оправдать свой поступок. Ни я, ни Эрих даже не пытались с ней связаться. Знаем, что года три или четыре тому назад она умерла.
Говоря о 1400 спасенных евреях U-boat, хотелось бы знать, с кем из них вы встречаетесь или поддерживаете связь?

     Сразу после окончания войны нас собирали в мэрии, но большинство из спасенных, в том числе и мы, быстро разъехались по всему свету. И мы, не успев как следует познакомиться, потеряли друг друга из виду. К тому же не забывайте, что многие из спасенных были пожилыми людьми, и большинство из них уже давно покинули этот мир. Кроме того, к сожалению, ряд спасенных, все еще "живет в подполье" - они только и говорят перенесенных страданиях, а это ужасно. Наша семья никогда не забудет те страшные годы, когда каждый день мог оказаться последним днем нашей жизни, но нельзя же всю жизнь жить прошлым. Надо жить настоящим!
Эллен, ваша мамы, да и вы с Рут и Эрихом позволяли себе такие авантюрные поступки, которые могли закончиться концлагерем. Средь бела дня выходили на улицу! Что это - простая бравада или просчитанный риск?

     Вот вы сами и ответили на свой вопрос. Да, это был просчитанный риск. Во-первых, нам надоело сидеть в своих клетках - убежищах, в некоторых из которых мы днем даже не могли пойти в туалет, чтобы шум шагов и воды не вызвал подозрения. А во-вторых, мы были уверены (?), что никому не придет в голову, что евреи могут позволить себе открыто "пойти в люди". Тем более что никто из нас внешне ничем не отличался от немцев. И не забывайте, что мы были молоды; нам, например, с Эрихом в конце войны было чуть более 20 лет! Да, было не без тревог, но к счастью все обошлось!

     Рассказывает Эллен Арндт - Походы в ресторан

     Как это не странно начало нашим авантюрам положила моя мама, Шарлота. Когда мы уходили в подполье, она в числе вещей первой необходимости взяла с собой черно-бурую лисицу, красивое выходной платье и модную шляпу. И вот, облачившись в элегантную одежду, мама шла в ресторан. Она смело входила в зал и подсаживалась к выбранному заранее офицеру высокого ранга. После чего заказывала себе самую вкусную еду, а когда подходил момент расплаты, она рылась в своей изысканной сумочке и с наигранной растерянностью сообщала, что карточки на обед она оставила дома. Немецкий офицер с готовностью предлагал ей за нее расплатиться и, как правило, предлагал вновь встретиться, - мама была очень привлекательна. Она соглашалась и ... никогда не являлась на эти свидания. Когда я с Рут попробовали повторить мамин фокус, то чуть было не попались. После обеда мой "меценат" захотел, чтобы мы продолжили встречу в более интимной обстановке, и я еле унесла ноги.

     Рассказывает Эрих - Мы идем в оперу

     К октябрю 1943 года я уже 10 месяцев находился в укрытие - подсобке Макса Колера. Мне шел 20-й год, и я ужасно томился своей неволей. Как-то раз, пролистывая газеты, которые оставил Ганс, я увидел объявление, что в Берлинской опере будут давать "Мадам Баттерфляй". И у меня появилась сумасшедшая идея пойти в театр. "Пойдем!", - я предложил Эллен. И услышал в ответ: "Ты что, сумасшедший! Это так опасно! Там может быть Гитлер!". Но я настаивал на своем, убеждая, что Гитлер там не может быть, потому что он любит только Вагнера (как будто именно Гитлер сам будет заниматься в опере поиском евреев), к тому же я предложил взять с собой еще и Шарлоту и для страховки(?) пригласить работающего с нами Манфреда, члена "Гитлерюгенд". Наконец Эллен и Шарлота согласились, и мы пошли в оперу. На входе в зал меня перехватил знакомый по школе, который шепнул, что в театре может быть Стелла. И, хотя спектакль захватил меня, я ни на секунду не забывал выискивать Стеллу. Все обошлось - Стеллы не было в театре. Облавы так же не было - кто бы мог вообразить, что "U-boat" могут "всплыть" в опере!

     Рассказывает Эллен - В логове СС

     Как-то под рождество я с матерью, совершая очередную вылазку в центр Берлина, на Postdamer Platz заметили большой плакат, извещающий о Рождественском вечере СС. "Пойдем", - сказала я, взяв маму под руку. "Ты что с ума сошла? На вечер к нацистам? Я отказываюсь!", - чуть ли не закричала Шарлотта. "Но там тепло, и никто не заподозрит, что мы евреи, которые должны скрываться от всех", - настаивала я. И мать поддалась уговорам. Мы подошли к дверям, которые любезно открыла охрана. Внутри было тепло. Весь зал был заполнен офицерами и гражданскими лицами, на сцене выступали певцы и танцоры. К нам подошел официант: "Коньяк? Печенье?" "Спасибо, да", - сказала мама. Мы наслаждались теплом и напитком. Вечер подошел к концу, и мы вместе со всеми направились к выходу. Вдруг (ах, это страшное "вдруг") меня, извинившись, аккуратно взял под руку офицер-эсэсовец: "Я бы очень хотел бы увидеть ваш дом". Я была в оцепенение от его твердой руки и не могла произнести ни слова, но тут на помощь пришла мама: "К сожалению, это не возможно: муж Эллен только что вернулся с фронта, и он не поймет появления Эллен с незнакомым мужчиной". Офицер весь преобразился: "Да-да, я понимаю". Потом, будто вспомнив свои обязанности, он щелкнул каблуками и выбросив руку произнес "Хайль Гитлер!". Мы с мамой чуть не побежали в свое убежище, но еще долго мы не могли прийти в себя от сознания, какой катастрофой мог обернуться наш "цирковой" номер.

 
Воистину - все хорошо, что хорошо кончается!
Эллен, однажды вы обнаружили, что ваша лапша поражена червями, но все же решили сварить эту адскую смесь и подать на ужин когда стемнеет. Что это месиво съели ваши близкие, это я понимаю, но не могу представить, как вы могли это есть?
Во-первых, я была уверена, что после кипячения эта живность будет не опасна. А что касается меня, то я эту смесь не ела, сказав, что я поела на работе.
Так вы еще и умудрялись работать?
Да, конечно. В то время все нуждались в работниках и наши "опекуны" Гехре и другие пристраивали нас к очень надежным людям, многие из которых знали, что мы евреи. А уж, поверьте, работали мы очень добросовестно, будь то уборка, уход за детьми или приготовление пищи

     И все-таки как вы решились работать у полковника вермахта и испанского атташе?
Я уже говорила, что нас пристраивали только к очень надежным людям. Хотя нельзя было исключить, что что-то могло случиться. Полковник Вехлен, вместе со своими партнерами (военными разных рангов) занимался "торговлей" в довольно крупных масштабах - скупал по дешевке товары на оккупированных территориях, а затем продавал их с огромной наценкой на черном рынке. Он, конечно, понимал, что мы много видим, но он был уверен, что мы будем молчать и что мы его не предадим. А что касается семьи испанского атташе Хосе Сантаелла, то он и его супруга Кармен вообще относились к евреям хорошо, - это были их глубокие религиозные убеждения.
Эллен, уже при второй вашей встрече с Эрихом, в июне 1939 года, он сказал, что собирается на вас жениться, что вы уедете в Америку, у вас будет двое детей и большой "Бьюик". Как вы реализовали этот его план?

     Вы знаете, у нас была любовь с первого взгляда и поэтому у Эриха даже ни на секунду не было сомнения, что мы поженимся. Что же касается остальных его планов, то мы их полностью реализовали - как вы знаете, у нас две прекрасных дочери, шестеро внуков и двое правнуков. Я что касается Америки и "Бьюика", то Эрих всегда сходил с ума по автомашинам, отсюда мечта об Америке. И эту свою мечту он тоже реализовал.
Вы только ступили на землю Америки, как один их корреспондентов спросил:"How do you like America?" Теперь почти полвека спустя, позвольте вам задать тот же вопрос.
Во-первых, я считаю, что спрашивать нас в наш первый день в Штатах, как нам нравиться Америке было просто наивно, если не нелепо. Ныне я, конечно, готова ответить на этот вопрос не только вам, но и всем читателям - "Может быть, в Америке не все так совершенно (Эллен сказала - perfect), но здесь намного лучше, чем где-либо. Помните об этом. And don't complain! (Или, переводя на русский, по-макаренковски, - " Не пищать!" - С.Р.)

     Послесловие к интервью

     В конце 1945 года Эрих и Эллен и Бруно и Рут официально поженились в той самой синагоге, в которой у Эриха прошла бармицва. Эта была первая еврейская свадьба после войны. На следующий год они вместе с Шарлоттой эмигрировали в Америку.
По прибытию в Штаты (май 1946) Эрих и Бруно очень быстро, как квалифицированные слесари-инструментальщики, получили работу. Нашли работу и их жены - Эллен и Рут. Вскорости к ним присоединились покинувшие Германию д-р Арндт с женой Линой.
В 1957 году Эриху предложили хорошую работу в Рочестере, штат Нью-Йорк. С тех пор он с Эллен и с одной из дочерей проживают в этом городе

     Рут и Бруно, которому предложили работу в телекомпании CBS, надолго задержались в Нью-Йорке и лишь пару лет назад переехали к своему сыну в Калифорнию.
Обе семьи поддерживают между собой тесную связь, часто бывая друг у друга. Насколько лет назад Бруно скончался от рака. Умерли и их родители. Так что из этой "берлинской семерки" в живых остались трое - Эллен с Эрихом и Рут. Зато их семейное дерево широко разрослось - ныне их всех, включая внуков и правнуков, почти 20 человек - растет "дерево", когда-то посаженное доктором Артуром Арндт!
К сожалению, эта семья не обошлась без потерь: в концлагере Риги погиб отец Эллен Давид и ее тетя Иоганна, Бруно потерял свою мать Эллу и тетю Грету, погибла и Паула Арнолди, - родная сестра матери Эриха и много других родственников большой семьи - Арндт - Левински - Гумпел
Что касается спасителей, то, к сожалению, почти все они умерли за исключением Кармен Сантаелла, с которой они до сих пор поддерживают связь.

     Рочестер, Нью-Йорк