Loading

Ян Торчинский

"" и отражение этого в русской литературе

 

     "Поэт горбат.
     Стихи его горбаты.
     Кто виноват?
     Евреи виноваты".

 

     I

     В первые месяцы Великой Отечественной войны эвакуация забросила семью моей будущей жены в поселок Сорочинск, Чкаловской области, что на Южном Урале. И оказалось, никто из местных жителей не хочет принять на постой четырех бежавших от гитлеровцев женщин по простой причине: "Явреев нам не надо". Чувствуя, что придется ночевать под открытым небом, моя теща (здесь и далее я опущу слово "будущая"), женщина решительная и боевая, учинила настоящий скандал в местном военкомате: "Мой муж и отец на фронте. Значит, на передовую евреям можно, а пустить в дом - нет?!". Тогда военком чуть ли не силой заставил свою мать выделить беженкам угол… Хозяйка дома, Матрена Ивановна, настороженно следила за своими постояльцами, постепенно привыкая к ним, а с бабушкой жены, так сказать, моей пратещей, у нее установились если не дружеские, то вполне нормальные отношения. Наверное, еще и потому, что обе были сверстницами. И вот однажды Матрена предложила бабушке:
- Слушай, Марковна, давай я у тебя в голове поищу.
Бабушка, Клара Марковна, уже знала, что такое "мероприятие" преследует не только санитарно-гигиенические цели: поиск и истребление паразитов в волосах, но и свидетельствует об уважении к человеку, получившему предложение. Поэтому бабушка безропотно подставила голову своей домохозяйке. Та, покопавшись в мытых-перемытых волосах, вдруг задала совершенно неожиданный вопрос:

     - Марковна, а где твои рога?
- Что?! Какие рога?
- Вы же явреи? Верно? Значит, должны быть рога…

     И окончательно убедившись, что рогов нет не только у бабушки, но также у ее внучек, Матрена Ивановна упрямо твердила:

     - Если нет рогов, значит, вы не настоящие явреи…

     И никакие доводы не могли поколебать матрениной уверенности.
Пусть Бог простит малограмотной уральской старухе ее пещерный антисемитизм, плод дремучего невежества. Она никогда не видела евреев и даже не знала толком, как это слово произносится. Я на нее не в обиде. Более того, у меня нет больших претензий к замечательным русским поэтам С. Есенину и П. Васильеву за бытовое юдофобство, потому что знаю их происхождение: первый родился в деревне на Рязанщине, второй - недалеко от границы с Монголией, в казачьей семье. Уж им-то было с детства чего наслушаться и где набраться соответствующего духа.

     Во мне вызывают отвращение современные интеллектуалы, которые находят и смакуют еврейские следы в трагедии русского народа и не гнушаются в своих целях облыжно использовать историю упомянутых поэтов и не только их.
Вот, например, книга писательницы-филолога Натальи Солнцевой "Китежский павлин: Филологическая проза" (М., 1992), посвященная судьбе "крестьянских" поэтов первой трети ХХ века, вплоть до 1938 года: Сергея Есенина, Николая Клюева, Павла Васильева и других, книга, как сказано в редакционной аннотации, "об их творчестве, их любви, их смерти". Тема интереснейшая, ибо многим читателям эти имена, за исключением Есенина, скорее всего, известны лишь понаслышке.

     Конечно, Н. Солнцева не собирается демонстративно искать рога на еврейских головах. Зато ее собственные антисемитские рожки невозможно спрятать ни в красивой прическе, ни с помощью парика или головного убора: нет, нет, а выглянут. Однако разглядеть их не просто, потому что закамуфлированы они основательно. Например, предавая анафеме большевистский интернационализм, сплошь и рядом оборачивавшийся в те годы откровенным русофобством, писательница провозглашает благородные, подлинно гуманистические взгляды: "Усматривать истоки зла в составе крови - удел обреченных". (Здесь и далее слова в кавычках без специальных ссылок взяты из упомянутой книги Н. Солнцевой.) Сказано замечательно, хотя, отметим между прочим, обреченными сплошь и рядом оказывались люди, в чьей крови находили те самые роковые истоки. Или: "Не кровь всему причина. Благословен каждый народ. Нет народов жестоковыйных. В истории каждого народа бездна страданий и тьма грехов. Не кровь всему причина, а грех соблазна власти. Власть требовала жертв". Однако это только видимая, надводная часть айсберга. В подводной же его части скрыт вопрос: а в чьих руках была в те годы власть, требующая жертв? Кто представлял ее? Ясно, кто: Троцкий, Свердлов, Зиновьев, Каменев, Ягода и тому подобные личности. О Ленине поговорим далее. (Кстати, однажды я столкнулся с версией, что Сталин был горским евреем. Как говорится, только этого нам не хватало!) И жертвами этой сомнительной компании, захватившей власть, были не только русские поэты, но и породивший их народ. И Н. Солнцева со смаком цитирует "Черную тетрадь" Зинаиды Гиппиус: "На днях всем Романовым было повелено явиться к Урицкому, зарегистрироваться. Явились. Ах, если б это видеть! Урицкий - крошечный, курчавенький жидочек, самый типичный. И вот, перед ним - хвост из Романовых, высоченных дылд, покорно тянущих свои паспорта. Картина, достойная кисти Репина!". Вот оно - унижение русского национального достоинства! А протестовать нельзя, это смертельно опасно, потому что 27 июня 1918 года в "Известиях" было опубликовано специальное постановление об энергичной борьбе с "антисемитизмом" (кавычки принадлежат Н. Солнцевой; что бы они значили?). Вы подумайте, советская республика задыхается в кольце белых фронтов, на нее наступают, по Маяковскому, "с шестнадцати разных сторон", а кремлевские вожди о душевном комфорте евреев беспокоятся! Понимаете, кто правил Россией? А когда в том же году Урицкого убили, то расстреляли за этого "крошечного, курчавенького жидочка, самого типичного" 10 тысяч заложников! Кстати, убил его еврей Леонид Каннегисер. "А дальше, как обмолвилась в ''Вольном проезде'' Марина Цветаева, после Каннегисера была Каплан". Ну, Цветаевой простительно: она приняла на веру большевистскую версию покушения на Ленина. Но зачем Н.Солнцевой в наши дни повторять этот бред, что боевики-эсеры послали на столь судьбоносное дело полуслепую, глухую женщину, ни разу в жизни оружия в руках не державшую, да еще, по некоторым слухам (см. В.Солоухин "При свете дня"), бывшую в приятельских отношениях с Крупской? Впрочем, ясно зачем: для антисемитских намеков все годится. Я бы еще подсказал имя Багрова - убийцы Столыпина, или Шнеерсона, застрелившего В. Володарского, такая уж нация убийц, жаль только, что декабрист Каховский и эсер Савинков портят стройную картину! Но, в общем, силлогизм выстроен безукоризненно, и вывод его безупречен: евреи - враги тогдашней России. А если хорошо и пристрастно приглядеться к деятельности, скажем, Березовского, Абрамовича или других российских олигархов, то станет ясно, что ничего не изменилось: каким ты был, горемычный русский народ, таким ты и остался, и враги у тебя те же… Не верите, почитайте современные российские газеты, бурно проросшие на благодатной бесцензурной почве. Взять хотя бы номер газеты под символическим названием "Я - русский". Вот выдержки из статьи А. Широпаева: "…видный еврей Аркадий Вольский … Примаков-Киршблат … выступление еврея Тони Блэра (и до этого мимоходом добрались! - ЯТ) … мировая иудейская закулиса… еврейская власть в России шатается - русский народ готов растерзать кучку жидов-паразитов, разбухших от его крови … не волнуйтесь, евреи и нацмены, вы как хозяйничали в России, так и будете хозяйничать … жидовская система опять дурачит русский народ … и т.д." А вот и вывод: "Левоцентризм - это предсмертная блевотина жидовского мира. Все выше поднимается белое знамя Русизма. Теснее ряды! Тверже шаг! Никаких компромиссов!".

     Воинственному Широпаеву вторит его коллега В.Попов, который в том же номере той же газеты пишет: "… антижидовские высказывания Макашова … мы уже публиковали фотографию Лужкова-Каца … Макашов, следуя заветам Владимира Маномаха, Иоанна Грозного, Богдана Хмельницкого и других великих, призвал выгнать жидов из России … но каждый русский человек помнит, кто распял на кресте нашего Бога, кто уничтожил миллионы русских людей в ХХ веке … безудержная наглость евреев и масонов, готовых с лаем броситься на любого, кто скажет страшную для них правду… и т.д.". От российских журналистов не отстают их украинские коллеги: "О, Боже всесильный, направь на преступных жидов Свой гнев и силу Своих сынов! Вступи в организацию Идеалистов Украины, и кто, если не Ты, ликвидирует жидовскую власть и построит Христианскую Державу!" (львовская газета "Идеалист" №33,1999) Такое мракобесие даже комментировать стыдно.

     Газетчикам вторят и российские писатели, инженеры человеческих душ, мастера холодной штамповки и обработки резаньем. Возьмите, например, книгу В.Козлова "Черные ангелы в белых одеждах" (СПб, 1995), где чуть ли ни на каждой странице встречаются такие перлы: "Нечисть, захватившая власть и средства массовой информации, вручает русским лопаты и с сатанинским хохотом наблюдает, как они сами себе по их указке роют братскую могилу". А чтобы вы не сомневались, что это за нечисть, "захватившая власть и средства массовой информации", следует разъяснение: "Попробовали бы сионистские прихвостни захватить национальную печать и телевидение и поливать грязью народ другой республики, на территории которой живут / … / Ох, как боятся этого (русского самосознания. - ЯТ) сионисты и их подкупленные денационализированные слуги в самых высших эшелонах власти! Даже разоблачая сталинско-бериевских палачей, выродков с нерусскими фамилиями стараются не задевать". Или совсем уже горькое: "Почему сионисты всего мира еще в начале двадцатого века облюбовали именно Россию для своих зверских экспериментов?". И так далее.

     Взгляды В. Козлова разделяет писатель А. Щелоков в книге "Черный трибунал" (Москва, 1994). Воздавая должное высоким нравственным качествам русского народа: "Русский ум прост, не изощрен в коварстве и обмане. Русским почти (? - ЯТ) не свойственно вероломство и т.д.", писатель переводит разговор в скорбную тональность: "Наш национальный дух, гордость, понимание роли национального единства и согласия подорваны, растлены". Но в чем причина такой национальной трагедии великого народа? Ответ готов: "Русских в их собственной стране оттеснили джугуты (т.е. евреи, в переводе с тюркского. - ЯТ). Они делают политику и лепят свои политические фигуры. Новые лидеры пляшут под дудку, на которой играют музыканты-джугуты /… / Какой голос стал в трудное время символом мужественного сопротивления врагу? Голос Левитана. Кто до сих пор служит эталоном кинорежиссера? Габрилович. (Габрилович никогда не был режиссером; наверное, А. Щелоков имел в виду М. Ромма. - ЯТ) Кто лучше Пушкина пишет стихи? Нобелевский лауреат Бродский /…/ Кто имеет право валять русских в дерьме? Жванецкий". И так далее. Отдадим должное А. Щелокову. Он - представитель русского народа, чей ум не изощрен в коварстве и почти не изощрен в вероломстве, коварно и почти вероломно вкладывает свои откровения в уста аборигенов какой-то среднеазиатской республики бывшего Советского Союза. Цель, по-видимому, двойная: во-первых, при случае отмежеваться от сказанного, мол, это не авторский текст, а прямая речь нецивилизованных азиатов, что с них возьмешь, а во-вторых, усилить реакцию русского читателя - кому приятно быть объектом глумления каких-то "чурок". А вот за подсказку им спасибо: "Коран учит различению: ''Не повинуйся же неверным и борись с ними великой борьбой''". A если проще: бей жидов!

     Однако всех этих писателей переплюнул И. Лысков. В книге "Убийство Есенина" (Москва, 1994) читаем: "… иудейская вера, в целях достижения ''богоизбранным'' народом своего блага, считает высшей ''доблестью'' еврея прямой обман населения, среди которого он живет, открыто призывает также уничтожать ''места обитания'' всех иноверцев-неевреев. Чем еще, как не сознательным исполнением этих иудаистских догматов об уничтожении мест обитания ''гоев'', можно объяснить преемственность современных поворотчиков, вдохновляющихся программой Троцкого о ''перерегистрации гор'' и ''изменении течения рек''. (До какого идиотизма нужно дойти, чтобы безмозглый и преступный проект поворота сибирских рек на юг, одобренный ЦК КПСС и Советом Министров СССР, объявить еврейским изобретением! Впрочем, в Киеве, в 1986 году можно было услышать, что четвертый реактор на Чернобыльской АЭС имени В.И.Ленина взорвали … евреи. - ЯТ). Вполне очевидно, что истоки ''расстрельно-командной системы сионистов'', той апокалипсической ''кровавой бани'', которую они задали великому русскому народу на его собственной территории, коренятся в самом ''духе'' иудаизма, вскормившего своим органическим неприятием всего остального мира высшую форму расизма - международный сионизм".
Но, может быть, все эти авторы: Козлов, Щелоков, Лысков и иже с ними - литературные отсевки, которые в поисках хлеба насущного эксплуатируют модную "еврейскую" тему? Кто завтра вспомнит эти имена и их убогое творчество? О газетных щелкоперах и говорить нечего. Если бы так…
Но когда в их хоре звучит голос талантливого писателя Владимира Солоухина, становится, мягко говоря, не по себе. Речь пойдет о повести "Последняя ступень (исповедь вашего современника)", написанной в 1976 г. и увидевшей свет спустя почти 20 лет в издательстве АО "Деловой центр", видимо, последняя прижизненная публикация ее автора.

     Жанр этой книги, как всегда у Солоухина, определить трудно (повесть? очерк? эссе? или все, вместе взятое?), но здесь разговор не о литературных дефинициях. Начинается книга, что называется, за здравие. "Вообще же говоря, если взять несколько точек моей биографии, где мне наиболее напакостили, то отчетливо получается, что помогли евреи (Соколовский, Казин, Кирсанов, Долматовский, Лев Айзикович Озеров, Ваншенкин, Колмановский и др. - ЯТ), а напакостили свои же русские (Смирнов, Грибачев, Кочетков, Щипачев и др. - ЯТ)". Иногда говорят, если начинается подсчет добрых дел, сотворенных евреями, то это и есть проявление антисемитизма. Но, в таком случае, перечень "напакостивших своих же русских", тем более нужно считать признаком русофобии, а уж кто-кто, но убежденный славянофил В.Солоухин русофобом никогда не был. Более того, "… наши антисемиты считали меня ко времени знакомства с Кириллом Бурениным (о нем речь впереди. - ЯТ) едва ли не продавшимся евреям". В самом деле, "… во-первых, ты (Солоухин. - ЯТ) опубликовал в ''Литературной газете'' статью, восхваляющую стихи Светлова. В этой же статье ты упоминаешь в положительном смысле имя Ильи Эренбурга /…/ Во-вторых, тебя видели в ЦДЛ в ресторане за столиком один раз с Семеном Кирсановым, а в другой раз с Кривицким. В-третьих, ты подарил с теплой надписью книгу Борису Слуцкому". А еще каким-то еврейкам руку поцеловал, а кому-то деньги занимал, а еще помог одному еврею, сломавшему ногу на улице, добраться до дома, ну, и так далее: каждое лыко в строку. Вроде бы мелочи, но они в совокупности обращают на себя внимание некоторых бдительных людей. Их интересует, "как глубоко сидит в тебе (в Солоухине. - ЯТ) рабская психология, свойственная, как видно, русскому человеку, если он на протяжении месяца четырежды пресмыкался перед нашими яростными врагами, уничтожителями России". Свидетельства такого пресмыкания приведены выше. Так бы и погиб В. Солоухин в трясине юдофильства, если бы ни счастливый случай, который свел его с уже упоминаемым К. Бурениным. Буренин - профессиональный фотограф-художник, "авангардист-субъективист", эрудит и интеллектуал, обладающий настолько сильной харизмой, что под его влиянием мировоззрение маститого пятидесятилетнего писателя претерпевает радикальные перемены. "Я пришел в мастерскую Кирилла Буренина одним человеком, а ушел другим. Если искать точности, - ничтоже сумняшеся признается Владимир, - я пришел слепым, а ушел зрячим". Нужно отметить, что в проповедях фотографа-художника есть немало зрелых мыслей относительно российской истории, политики или экономики. Но его парадигма сводится, в конечном счете, к знаменитой уваровской триаде "православие - самодержавие - народность", а то, что они вкупе неизменно порождают четвертый компонент - антисемитизм, это, как говорится, к гадалке ходить не надо. Юдофобство Буренина носит, так сказать, глобальный характер, однако он не гнушается откровенного цинизма и кривляния. Так, цитируя военные "стишки (так и написано: ''стишки''! - ЯТ) Павла Когана,

     "«Жиды и коммунисты, шаг вперед!»
Я выхожу. В меня стреляйте дважды" -

     слово ''стреляйте'' Кирилл произнес с таким неподражаемым еврейским грассированием, что нельзя было не улыбнуться, несмотря на столь патетический момент". Действительно, очень смешно.
И медленно или даже не очень медленно, но верно это находит отзвук в душе Солоухина. Охмуряж (этот термин принадлежит И. Ильфу и Е. Петрову) начинался с велеречивых комплиментов: "Читал… Нет слов… Единственный русский писатель… Гигант… Самый крупный алмаз…" Возможно, этот фимиам послужил катализатором духовной и ментальной перестройки "единственного русского писателя". Вначале это опять же мелочи, вроде замечаний: "То-то сладостно (евреям. - ЯТ), когда один русачок бьет другого русачка", или "Анка же пулеметчица (помните кинофильм ''Чапаев''? - ЯТ) … ее настоящая фамилия Бельц. Жалко ли ей было расстреливать русских интеллигентов (белогвардейцев. - ЯТ)?", или "невинный" подсчет: "Московское отделение Союза писателей СССР /…/ Евреев 85 процентов /…/ ''Мосфильм'' - те же 80 процентов". Но чем дальше, тем круче, вширь и вглубь, идет идеологическая обработка Солоухина. Так, ему, писателю, члену КПСС, члену ССП, советскому литературному функционеру (члену Комитета по присуждению Ленинских премий и др.), открыли глаза на корни и цели Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войны. Оказывается, "власть в России 25 октября 1917 года захватил Интернационал". А для этого, "… для совершения государственного переворота в России группа экстремистов была привезена из Швейцарии через Германию в запломбированном вагоне", или, по словам И. Бунича ("Золото партии"), кучка разноплеменных авантюристов, собравшихся вокруг своего полубезумного лидера. Кто же эти экстремисты? Ну, конечно, В.И. Ленин с супругой, Г. Сафаров, Гр. Усиевич, Елена Кон, Инесса Арманд, Н. Бойцов, Ф. Гребельская, Е. и М. Мирингоф, Абрам Сковно, Г. Зиновьев (Апфельбаум) с супругой и сыном, Г. Бриллиант, Моисей Харитонов, Д. Розенблюм, А. Абрамович, Шнейсон, М. Цхакая, М. Гоберман, А. Линде, Айзентук, Сулишвили, Равич, Погосская… Подсчитайте, если не лень, сколько в этом списке интернационалистов русских фамилий, хотя кто поручится, что это не модные среди русских эсдеков псевдонимы? Кстати, русский псевдоним "Ленин", вместо не менее русской фамилии "Ульянов", никого не должен заводить в заблуждение. По подсчетам В.Солоухина, в жилах "великого сына русского народа" не текло ни одной капли русской крови: ее заменяла мордовско-еврейско-шведская (по другим версиям, мордовско-еврейская) лимфа - вот откуда его фанатическая ненависть к России и всему русскому! Последствия не заставили себя ждать. И то, "что вы, как верный ленинец, называете Великой Октябрьской революцией, на самом деле было государственным переворотом, устроенным группой заговорщиков, было насильственным захватом власти этой группой с последующим установлением невиданного в истории человечества массового, на десятилетия растянувшегося террора с последующей оккупацией России". Кем? - смотрите выше, да и далее будет сколько угодно. И вот оглянуться не успели, как "основные государственные органы подавления, руководства, власти находились в руках Интернационала. ЧК (в дальнейшем ОГПУ, НКВД, КГБ), армию и ЦК возглавили и не только возглавляли, но и контролировали на всех средних уровнях интернационалисты". Все эти структуры "находились, мягко сказать, не в русских руках. В тех же самых руках и все средства массовой информации".

     "Интернационал", "интернационалисты" - все это, конечно, прозрачные эвфемизмы, потому что то тут, то там мелькают фамилии Свердлова, Литвинова, Войкова, Троцкого, Мехлиса, Авербаха, Кольцова, Стеклова, Богорада - да еще в издевательском множественном числе. А целью этой компании было, как уже говорилось, порабощение России и осуществление геноцида русского народа. Для начала была организована гражданская война, выбившая цвет нации, "то есть пошло массовое истребление коренного населения России путем /…/ массовых убийств без суда и следствия в каждом (каждом!) городе и городишке России", результате чего "должны исчезнуть в стране определенные группы населения, будь то интеллигенция, духовенство, техническая интеллигенция, офицерский состав, купечество, земство". Кажется, все сказано, однако К.Буренин продолжает источать яд: "Простое порабощение лишает народ цветения, полнокровного рода и духовной жизни в настоящее время. Геноцид, особенно такой тотальный, какой проводится в течение целых десятилетий в России, лишает народ цветения, полнокровной жизни и духовного роста в будущем, а особенно в отдаленном. Генетический урок невосполним, и это есть самое печальное последствие того явления, которое мы, захлебываясь от восторга, именуем Великой Октябрьской социалистической революцией".

     Итак, геноцид великого русского народа, осуществляемый евреями. Маленький коварный Давид одолел могучего, но доверчивого Голиафа! Однако не спешите с выводами, потому что еще неясно, кто в этой паре Давид, а кто Голиаф. Потому что эмиграция евреев в Израиль, США, Германию и другие страны - это лишь маскировка, отвлекающий маневр, а в действительности, евреи, в том числе, скрывающиеся за русскими именами и паспортами (а их, по подсчетам Буренкова, в России не менее 15-и миллионов!), "пребудут здесь (в России. - ЯТ) и попытаются захватить постепенно управление государственной машиной". Потому что русский геноцид - это лишь частный случай того, что происходит в мире. "На земном шаре происходит только одна борьба: последовательная, многовековая борьба евреев за мировое господство". И одной из исторических побед евреев в этой борьбе - было образование государства Израиль. "Израиль - это болезнь всего человечества, это рак крови". А поэтому, заявляет авангардист-субъективист, "У меня теперь формула: вместо «Шерше ля фам» («Cherchez la femme» - ищите женщину - ЯТ) - «Шерше ле жуив» (то есть «Ищи еврея»)". Хотите пример? Пожалуйста! "Кеннеди укокошили? Двадцать версий? Загадка века? Нет - шерше ле жуив. Кеннеди категорически высказывался против военной помощи Израилю /…/ Он не хотел, чтобы огромные Соединенные Штаты Америки превратились в послушную марионетку. Когда убедились, что Кеннеди непоколебим, они его немедленно укокошили /…/ И теперь Америка в их руках", - сокрушается К. Буренин.

     Интересно проследить, как влиянием этого гуру деформируется сознание В. Солоухина. Он приводит такой эпизод. В ресторане ЦДЛ ему довелось повздорить с писателем-антисемитом М. Бубенновым. Владимир изложил буренинскую идею, что гражданская война была затеяна с целью обескровливания русского народа, лучшие представители которого оказались в рядах белых. За такую антисоветчину Бубеннов обозвал Солоухина подлецом и тут же получил по морде. К Солоухину немедленно подскочил Юрий Маркович Нагибин* (тогда его считали евреем, и он сам считал себя таковым) и от имени своего (еврейского) стола горячо поблагодарил Владимира за достойный и мужественный поступок. Этот, в общем-то, незначительный эпизод послужил поводом для мучительных раздумий Владимира Алексеевича: "Ненавидящий евреев русский писатель Михаил Бубеннов грудью стал на защиту еврейской идеи, евреями спровоцированной и руководимой гражданской войной. Другого русского писателя, ополчившегося на еврейскую идею, он назвал подлецом. Получил за это пощечину к восторгу евреев, несмотря на то, что защищал их идею. Строго говоря, разыгралась маленькая гражданская войн к вяще й радости и потиранию рук наблюдателей за соседним столом". Словом, все признаки наркотической неадекватности налицо!

     Для подтверждения своих идей К.Буренин апеллирует к авторитету Ф.Достоевского: "Достоевский был гений! /…/ Он понимал, что евреи в своей борьбе главный упор делают на разложение народов с нравственной стороны, со стороны традиций, устоев, семьи, семьи, религии. Это вроде как /…/ черви, питающиеся трупами почивших животных, не просто пожирают дохлое мясо и кожу, но сначала умеют разжижить их /…/ Черви сначала приготовляют бульон, а потом они им и питаются". Или "Верхушка евреев воцаряется над человечеством и все сильнее и тверже стремится дать миру свой облик и свою суть". И так далее.
Вот такая апокалипсическая картина! Но, оказывается, была у человечества упущенная возможность обуздать еврейский разбой. И собирался это сделать Адольф Гитлер. Он так и называл себя "последним шансом Европы и человечества". Его историческую миссия вполне импонирует Буренину: "Строго говоря, Гитлер и его движение возникло как реакция на разгул еврейской экспансии, как сила противодействия /…/ Конечно, Гитлер стремился к мировому господству. И в случае победы его влияние на все государства было бы безусловным. Но лучше было бы зависеть от немцев, чем от мирового зла, как это происходит теперь и как это произойти в полной степени". Лучше, потому что "...когда они (евреи. - ЯТ) осуществят задуманное ими полное покорение человечества, немцы с их порядками, включая гестапо, покажутся голубой идиллией, детской игрой, как, например, кажутся нам фугаски и зажигалки по сравнению с теперешними атомными бомбами и напалмом. /…/ Потом же, когда встанет вопрос об истреблении большей части человечества…" Стоп! Речь пошла уже не о полном покорении человечества евреями, а об истреблении большей его части. Сколько же это - 60, 80, 95%? И никто не удосужится подумать: а что будут делать евреи, совершившие такое злодеяние? Неужели они (ну, сколько их в мире? 50, ну, пусть даже 100 млн.) начнут новую тотальную диаспору, чтобы заселить все шесть опустошенных материков, или соберутся в Земле Обетованной и будут всем народом ожидать прихода мессии? Но евреям, видимо, не до прогнозов, потому что, по Буренину, "кто-то внушил им с самого начала, что они народ особенный, единственный на земле, а все остальные народы - лишь среда для их жизни и развития, на котором евреи должны паразитировать, /…/ И лишь одна религия из всех человеческих религий твердит евреям: отними, презирай, покори, заставь служить тебе, уничтожь". Все это напоминает откровенную паранойю, и не удивительно, что фюрер представляется параноику Буренину не только освободителем человечества от иудейской заразы, но и гарантом высокой морали: "Да разве Гитлер потерпел бы на земном шаре хоть одного гомика, хоть одного наркомана, хоть один *****графический фильм?" - патетически восклицает фотограф-художник. Кого еще (думаю, в том числе, "авангардиста-субъективиста") не потерпел Гитлер бы на земном шаре - Буренин деликатно умалчивает. Все, дальше некуда, приехали!..

     А заключительный аккорд "Исповеди вашего современника" может озадачить кого угодно: некий священник, отец Алексей, ученый секретарь духовной академии, предупреждает В. Солоухина, что К. Буренин каким-то образом связан с КГБ. И, может быть, все антисоветские, антисемитские и т.п. речи авангардиста-субъективиста не что иное, как изощренная провокация! А впрочем, какая разница. Я так и не понял, является ли Буренин реальным лицом, или это вымышленный образ для озвучивания идей самого Солоухина? Потому что, начиная с некоторого момента, они периодически меняются ролями, и Владимир провозглашает крамольные речи, а Константин превращается в "адвоката дьявола", и граница между ними размывается.
В этой связи вспоминается финальная сцена романа Д. Оруэлла "Ферма животных" (мне встречался и более выразительный перевод: "Скотский хутор"), где за одним столом играют в карты люди и свиньи, и невозможно понять, кто есть кто: где люди, а где свиньи… Где автор прекрасных лирических стихов, венков сонетов и вдохновенных очерков-эссе "Записки из Русского музея", "Черные доски", "Третья охота" Владимир Солоухин, а где свихнувшийся черносотенец-юдофоб Константин Буренин.

     Впрочем, мы отвлеклись. К тому же, повторяю, Н. Солнцева не опускается до святой простоты, и не бросается на евреев, что называется, со штыком наперевес. Она только описывает горестную судьбу "мужиковствующих" литераторов. Да, они, как и породивший их класс, жестоко пострадали от советской власти. Да, их махновским мечтаниям: "идеал жизни без нужды и горя, без властей и притеснений, идеал самостоятельной жизни с крестьянской идеологией, полной довольства и сытости, со своим ''крестьянским'' коровьим богом, с традиционным гостеприимством и традиционной сыченой брагой (Г. Медынский)" - не было суждено сбыться. Пролетарская власть по всему фронту наступала на крестьянство. Его олицетворявший, есенинский жеребенок, "милый смешной дуралей", явно не мог устоять перед напором индустриальной "стальной конницы". А поскольку крестьянство было еще носителем национальной идеи, то, по Н. Солнцевой, начиная с победы Октября, параллельно шла стремительная денационализация духа, культуры, истории страны. "Увы, в расстановке послереволюционных сил проявился и национальный момент. Многое раздражало (крестьянских литераторов. - ЯТ) в революционерах, в том числе и национальные корни их лидеров". Наконец, сказано откровенно, без всяких там намеков на чью-то "обреченность". И раздраженные поэты искали повод, чтобы дать выход своим негативным эмоциям. А где лучше всего сделать это? Ясное дело, в пивной. Кто-то, кажется, Ежи Лец, сказал, что алкоголь и антисемитизм - вещи несовместимые: когда первый проникает внутрь, второй вылезает наружу.

     Вот он и вылез 20 ноября 1923 года, когда "… четыре поэта - Есенин, Клычков, Орешин, Ганин - сидели в одной из московских пивных, вели разговоры ''о том, о сем'', о делах своих и литературных. В этой узкой, тесной компании в доверительном (! - ЯТ) разговоре прозвучал пассаж по поводу ''жидовской власти'' и ущемления достоинства русского литератора". Разговор закончился в 47-м отделении милиции, откуда Есенин позвонил Демьяну Бедному с просьбой о заступничестве: "Послушай… скажи тут, чтобы нас освободили…" - "Кого вас?" - "Меня, Орешина, Клычкова и Ганина". - "Почему вы в милицию попали?" - "Да, понимаешь, сидели в пивной… Ну, заговорили о жидах, понимаешь… Везде жиды… И в литературе жиды… Ну, тут привязался к нам какой-то жидок… Арестовали…" - "М-да. Очень не-хо-ро-шо…" - "Понятно, нехорошо: один жид четырех русских в милицию привел".

     Итак, Демьян Бедный врастяжку сказал: "Нехорошо" и далее заявил дежурному по отделению милиции: "Я этим прохвостам не заступник. Поступайте по закону!". А Н. Солнцева другого мнения! Она возмущена милицейским произволом и радуется, что нагрешивших писателей удалось спасти от уголовной ответственности, а дело замять. К сожалению, этот либерализм на пользу Есенину не пошел: "Последние годы жизни Сергея Есенина самым непосредственным образом были связаны с Уголовным кодексом. С двадцать третьего по двадцать четвертый год на него было заведено несколько (? - ЯТ) уголовных дел / … / Есенин обвинялся по статьям 88, 176, 219 Уголовного кодекса. Для травли Есенина использовали все тот же мотив - оскорбление национального достоинства. Неосторожного на слово Есенина старались уличить в антисемитизме". И ни разу не уличили, потому что он скрывался от следствия и суда, то отсиживаясь в больницах, то кочуя по стране: Москва, Ленинград, Тверь, Баку, Константиново, Малаховка, вновь Москва, Баку и т.д. Может, и зря. Не исключено, что судебное разбирательство сыграло бы отрезвляющую роль, кто знает. А так он был уверен, что его провоцируют. Кто провоцируют? А вот они - фигуранты по делу Есенина: Семен Абрамович Майзель, М.В. Нейман, врач Левит (или Левин), служащая кафе Гартман, судья Липкин, секретарь Гольденберг. И еще троцкисты: воинствующий напос товец Лев Сосновский и чекист Яков Блюмкин. Кажется, уже и до КРТД (контрреволюционная троцкистская деятельность - самое страшное преступление в Советском Союзе!) дело дошло! Н. Солнцева аккуратно перечисляет эти фамилии и добавляет: "Похоже, смерть для него стала единственным выходом из сложившейся ситуации" - ну, совсем затравили, проклятые…

     Смерть - а далее роковой вопрос: убийство или самоубийство? И. Лысков в упомянутой выше книге убежденно высказывается, что было убийство, причем по наущению Льва (Лейбы) Троцкого, в отместку за то, что поэт изобразил его в пьесе "Страна негодяев" под образом Чекистова-Лейбмана, который приезжает в заглавную страну, чтобы укрощать дураков, перестраивать храмы Божьи в отхожие места и топорами рубить головы. Н. Солнцева куда осторожней, даже в оценке героя этой пьесы. "Конечно, в драматической поэме Есенина нет и намека (или она не хочет разглядеть его? - ЯТ) на шовинизм, национализм и проч. Чекистов негодяй, потому что он каратель, комиссар". Но почему негодяй и каратель именно Лейбман?! Не менее осторожна писательница в освещении трагического конца Есенина: "Сегодня почти невозможно определить, сам ли поэт покончил свои счеты с жизнью или его убили. В любом случае гибель Есенина - убийство. Даже если допустить, что Сергей Есенин повесился, есть основания утверждать, что к этому шагу его вынудили". Кто, как, каким образом? Неужели те самые фигуранты с нерусскими фамилиями? Но ведь та же Солнцева, явно проговариваясь, в том же разделе указывает, что "Боль Есенина - это его усталость от измывательства недругов, отчаяние от крушения веры в мужичий социализм, это его чувство одиночества, это осознание своей отверженности, ненужности советской России". Сам поэт жаловался и в частном разговоре: "Я устал, я очень устал, я конченный человек / … / У меня в душе пусто…", и в стихах: "…с того и мучаюсь, что не пойму, куда несет нас рок событий". Или: "И не нужна вам наша маята, и сам я вам ни капельки не нужен". Или: "Вот так страна! // Какого ж я рожна // Орал в своих стихах, что я с народом дружен? // Моя поэзия здесь больше не нужна, // Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен". Вот уж действительно: "Кто виноват? Евреи виноваты". А вот один из них, Вольф Эрлих, который был почти неразлучен с Есениным последние дни его жизни, имел смелость утверждать, что предсмертные, кровью написанные стихи "До свиданья, друг мой, до свиданья. Милый друг, ты у меня в груди…" посвящены ему, Эрлиху. Здесь выдержка изменяет Н. Солнцевой. Шокированная такими претензиями, она срывается почти на истерический тон: "Абсурд. /… / Не был Эрлих тем человеком в судьбе Сергея Есенина, к которому он мог обратиться так, которому мог признаться в своей нежности /…/ Ну конечно, Эрлих, неотступно состоящий при Есенине и в четверг, и в пятницу, и в субботу, и в воскресенье, не мог иметь никакого отношения к этому ''до свиданья, друг мой, без руки и слова…'' /…/ Есенин отдает стихотворение Эрлиху - случайному человеку в его жизни". А кто же "не случайный человек" в его жизни, имеющий права на такие стихи? Да кто угодно, лишь бы не еврей Эрлих. Пусть, например, Н. Клюев, который "играл в судьбе Есенина мистическую (? - ЯТ) роль. Он встретил его у входа в храм русской поэзии, благословил его талант; он же провожал его в мир иной: образ Клюева был в душе Есенина в предсмертные дни". Однако, снова проговаривается Н. Солнцева, Клюев оценил последние стихи Есенина весьма скептически: "… Клюев молвит (какая былинная прелесть стиля: ''молвит''! - ЯТ): ''Я думаю, Сереженька, что, если эти стихи собрать в одну книжечку, они стали бы настольным чтением для всех девушек и нежных юношей, живущих в России'". Убийственная рецензия на творчество мужиковствующего поэта "в перчатках лаечных" (В.Маяковский)! Но и Есенин в долгу не остался. То ли в отместку за такую оценку, то ли предвидя ее, он, находясь в доме Клюева, пытался прикурить от негасимой лампадки перед иконой, а потом задул ее. Поступок не только хулиганский, но и кощунственный: погасшая лампадка могла показаться искренне верующему Клюеву дурным предзнаменованием. Но все равно: Клюев - тот человек, а Эрлих - не тот, кто "у меня в груди", хотя именно Вольфу отдал Есенин свои последние стихи с единственным словом: "Тебе". А понимать нужно - кому-то другому. Ах, торчат рожки антисемитизма, как их ни прячь!

     История поэта Павла Васильева напоминает есенинскую как по фабуле, так и по трагическому исходу: он прожил всего 26 лет. Васильев, подобно Есенину, попал в Москву из российской глубинки и, с непосредственностью маргинала, "врагов Васильев наживал с поразительной легкостью /…/ Талантищем своим, неуемным своим характером он лез на рожон. Его ненавидели". И само собой провоцировали. Кто его ненавидел? Кто провоцировал? (Кстати, а кто провоцировал генерала Макашова?) Это происки "… Михаила Эпштейна, в поэтическом миру - Михаила Голодного. В июле тридцать третьего года он сочиняет рифмованный донос на Васильева". И не просто донос, а открытый призыв к расправе: "Смотри, как бы нам тебя не придушить /…/ Таков закон у нас, Павел Васильев: // Кто не с нами - // Тот против нас". А еще "Яков Блюмкин, известный в ту пору как поэт Яков Городской" (вам не напоминает это раскрытие псевдонимов историю борьбы с космополитами в конце сороковых годов?), а еще "…сам Лев Захарович Мехлис, руководитель ''Правды''. Это он собрал подписи под коллективным письмом писателей, в котором содержалось требование расправы над Васильевым". И так далее.

     Хочу оговориться: мне отвратителен поступок М. Голодного. Донос - вообще дело гнусное, а уж в стихах тем более. И самое гнусное, что сделано это было в духе того времени, когда господствовал провозглашенный Горьким принцип: "Если враг не сдается, его уничтожают", а если сдается - тем более, а если не враг, то с ним справиться еще проще. Тогда многое свидетельствовало "о том страшном времени в истории русской словесности, когда литература становилась - причем угодливо, послушно - уликой для политического обвинения". Маяковский - и тот не гнушался писать в адрес Шаляпина: "С белого барина сорвите, наркомпросовцы, народного артиста красный венок!". И нечему удивляться: ведь, по Ленину, литература была частью общепролетарского дела. Впрочем, обыкновенный, так сказать, нелитературный донос тоже работал исправно: ведь кто-то донес не только, скажем, на Васильева или Корнилова, но и на Бабеля и Мандельштама, на Курбаса и Винниченко, на Табидзе и Яшвили и многих других - здесь интернационализм торжествовал вовсю. А часто органы и без доносов обходились.

     Итак, П. Васильева провоцировали, но он, в отличие от Есенина, "несдержанного на слово", был еще несдержанным на руку. И, приглашенный в дом поэта Джека Алтаузена, избил хозяина, сопровождая дебош антисемитскими и антисоветскими выкриками. Поэтому "ситуация с Алтаузеном приобрела политический характер". К удивлению Н. Солнцевой, эта и подобные выходки Васильева не понравились общественности. И здесь на поэта-хулигана ополчился сам Максим Горький, который предупреждал, что от хулиганства до фашизма расстояние короче воробьиного носа. Надо ли говорить, что антисемитизм обязательно располагается где-нибудь посредине этого расстояния! В изложении Солнцевой получается, что за свои хулиганские, с политическим подтекстом, выходки Васильев оказался в тюрьме, потом его отпустили по решению Политбюро ЦК ВКП(б) - случай, я думаю, беспримерный! - а потом "он еще, что называется, башмаков не износил, а был уже вновь арестован", и на этот раз осужден на десять лет без права переписки, то есть приговорен к расстрелу. Снова повторилась есенинская трагедия: лучше бы он отсидел первый срок, полученный за хулиганство, потому что в короткий период пребывания на свободе Васильев умудрился погубить себя окончательно: по некоторым сведениям, он, в компании пьяных приятелей, "развлекался" стрельбой из пневматических винтовок по портрету Сталина. Разумеется, ни о чем подобном Н. Солнцева не упоминает. Ее негодование относится к обидчикам поэта, например, к подписавшим упомянутое пи сьмо в "Правду" (24 мая 1935г, №141), авторы которого, отталкиваясь от оценки Горького насчет хулиганства, антисемитизма и фашизма требовали "принять решительные меры против хулигана Васильева, показав тем самым, что в условиях советской действительности (думаю, и в условиях любой другой, если она нормальная, тоже. - ЯТ) оголтелое хулиганство фашистского пошиба ни для кого не сойдет безнаказанным". При этом достается и самому Горькому, как негласному инспиратору этого письма.

     С Максимом Горьким вообще было непросто. С юных лет ушедший "в люди", он увидел народную жизнь с изнанки и, видимо, заразился если не русофобией, то критическим отношением к русскому народу: "… я везде вижу одно и то же: слабость воли, шаткость и неустойчивость мысли, отсутствие твердо намеченных целей, живых забот о будущем, печальную склонность к расплывчатой мечтательности и туманному философствованию на восточный манер". Или: "Обломов - не только тип русского барина - это тип вообще русского человека…" и т.д. И это нашло отражение в творчестве писателя. Вспомните его рассказ "Челкаш". Как по-вашему, кто симпатичнее Алексею Максимовичу: деклассированный тип (или попросту вор) подозрительной национальности Челкаш или коренной русак, крестьянский сын Гаврила? А в более поздних и значимых произведениях пролетарского писателя: "Дело Артамоновых", "Фома Гордеев", "Клим Самгин", "Васса Железнова" и др. - красной нитью проходит идея разложения русского купечества, русских капиталистов, русской интеллигенции… И это бы ничего, но "буревестник революции" с нескрываемой симпатией относился к евреям. "В некотором царстве, в некотором государстве жили-были евреи - обыкновенные евреи для погромов, для оклеветания и прочих государственных надобностей", - писал он еще в 1912 году. Мало того, негодует Солнцева, "Горький /…/ использует изложенные в книге факты (см. С. Гусев-Оренбургский. "Книга о еврейских погромах на Украине в 1919 г.". М., 1923. Под редакцией и послесловием М. Горького. - ЯТ) как повод для обвинения всей русской нации в садизме и опять-таки в рабстве. Погромы на Украине расценены им "как кровавая хроника грязных подвигов христолюбивого русского народа" с его патологией, с "русской болезненной жестокостью". Более того, Горький писал о "разительном обличии садистской жестокости, присущей русскому народу, очевидно, по натуре его, - натуре раба, который сам способен бесконечно наслаждаться муками других тоже бесконечно долго". Опровергая "инсинуации" Горького, Н. Солнцева указывает, что, во-первых, к погромам был причастен "определенный тип людей, с определенной психикой и определенной идеологией", с чем трудно спорить: весь вопрос, какая часть народа представляет этот "тип" и заражена этой "идеологией"; и во-вторых, недоумевает Солнцева, погромы-то проходили на Украине - так, мол, причем здесь русский народ? Можно подумать, что в России погромов не было, в Ростове, например, или на Украине мало русских жило… Но и это еще не все! "… Горький принялся обличать русских писателей в антисемитизме. В этом было что-то противоестественное (! - ЯТ): борьба писателей за патриотизм оборачивалась битьем за антисемитизм". В числе невинных жертв, пострадавших "от политиканства и лукавства Горького", кроме Васильева, оказался еще и Б. Пильняк, который "фактически был оболган Горьким". И, казалось бы, за что?! За одну-единственную фразу из рассказа "Ледоход". Вот она: "К утру в городке начался еврейский погром, всегда страшный тем, что евреи, собираясь сотнями, начинают выть страшнее сотни собак, когда собаки воют на луну, - и гнусной традиционностью еврейских перин, застилающих пухом по ветру улицы". Вчитайтесь, дорогой читатель, в эту фразу. Оказывается, погром страшен не смертными муками сотен людей, а тем, что его жертвы "начинают выть страшнее сотни собак" и "гнусной традиционностью еврейских перин", растерзанных погромщиками. А кому приятно видеть и слышать такое? Так почему Пильняк, "человек, не страдающий национальными комплексами, чуждый как национализму, так и национальному нигилизму, / … / вынужден был доказывать свою невиновность", - негодует Н. Солнцева. А если он и его христолюбивые герои действительно страдают от "собачьего воя", если у них аллергия на пух из еврейских перин, к тому же смоченный кровью? И виновен ли писатель, если кто-то понял его, что лучше бы профилактически сразу же сжечь евреев вместе с их перинами? Почему Пильняку нужно оправдываться за одну фразу, которая, правда, томов премногих тяжелей? Вот когда, наконец, откровенное слово речено, и дьявольские рога антисемитизма выперли наружу для всеобщего обозрения.

     Итак, жили-были евреи для погромов, для оклеветания и прочих государственных надобностей. В конце XIX - начале XX века прокатились кровавые погромы в Ростове, Одессе, Киеве, Кишиневе, Елизаветграде, "а еще после царского манифеста о свободе громили евреев в шестидесяти четырех городах и шестистах двадцати местечках… Зато в годы гражданской войны на Украине убили двести тысяч евреев и там же искалечили около миллиона (в чем успешно соревновались белогвардейцы, красноармейцы, петлюровцы, махновцы и все, кому не лень. Какой общей ''идеологией'', - спрашиваю я Н. Солнцеву, - были заражены все эти погромщики? - ЯТ). А после, в тридцатых, в конце сороковых, начале пятидесятых - скольких перебили, пересажали, скольких сломали навсегда и непоправимо…" (В.Ерашов. "Коридоры смерти". М., 1991). Отдельно надо сказать о годах Второй мировой войны. Конечно, за судьбу шести миллионов евреев, уничтоженных фашистами, советская власть прямой ответственности не несет. Но все правительства Европы и Америки, бесстрастно наблюдавшие за гитлеровским разбоем в Германии, так или иначе, виновны во всех его европейских последствиях.

     А потом, уже при Брежневе, приоткрылись шлюзы, и начался Исход евреев из Советского Союза. Как писал Р.Рождественский:

     "Уезжают из моей страны таланты,
Увозя достоинство свое.
Кое-кто, откушав лагерной баланды,
А другие - за неделю до нее.
… Не по зову сердца, - ох как не по зову! -

     Уезжали - а иначе не могли.
Покидали это небо. Эту зону.
Незабвенную шестую часть Земли".

     Уезжали, отдав зачастую этой "зоне" лучшие годы своей жизни. И для многих из них расставание с родиной оборачивалось болезненной ломкой жизненных устоев, трагедией, видимыми и невидимыми слезами. А кто в этом виноват? И кто за это ответит? Германия, между прочим, выплачивала компенсацию советским беженцам 1941-42 года. А как насчет компенсации российских, украинских и прочих постсоветских властей людям, бежавшим из этих стран? Ладно, пусть не компенсация, так хоть бы извинились… "Ишь, чего захотели, - слышится мне некий государственный голос. - Скажите спасибо, что ноги унесли". Что ж, спасибо, так спасибо!
И да простит мне читатель, если я в этой связи приведу свое стихотворение.

     Апокалипсис

     … И было сумрачно, и страшно.
     Дождь лил в четыре полосы.
     И глухо на старинной башне
     Хрипели ветхие часы.

     И напускал чуму и голод
     Какой-то злобный чародей.
     И волки забегали в город
     И нападали на людей.

     А где-то, в непотребных кодлах,
     Молились громко сатане,
     И ведьмы шастали на метлах,
     Одолевая путь к луне.

     И закипала у порога,
     От черной ярости слепа,
     Пропившая себя и Бога
     Остервеневшая толпа.

     Гудел, вещая гибель мира,
     Набат Чернобыльской земли.
     И мы в чистилище ОВИРа,
     Как сквозь шпицрутены, пошли.

     Чтоб в приоткрывшиеся двери,
     В иную жизнь, в иной предел
     Нырнуть, и веря, и не веря,
     Что не погонят на отстрел.

     Что пограничные засовы
     Перекорежатся, как жесть.
     А на вопрос зловещий: "Кто вы?" -
     Ответить: "Мы - какие есть".

     Пусть каждый не герой, не витязь,
     Пусть мы скитальцы с этих пор,
     Но если скажут нам: "Вернитесь!" -
     Вскричать, как ворон: "Nevermore!"

     И все же вспомнить в одночасье
     Нетленный вклад в свою страну:
     И непричастность, и участье,
     И невиновность, и вину.

     И мир грядущий и вчерашний
     Невольно бросить на весы,
     Пока еще на ветхой башне
     Хрипят старинные часы.

     И снова цитата из В. Ерашова: "«Бей жидов, спасай Россию!» Правда, один умный человек сказал: «И жидов не перебьешь, и Россию не спасешь…» ".
Трудно не согласиться с умным человеком. Хотя мне лично Россию жалко. Несмотря на рога антисемитизма, от которых она никак не может избавиться. Да и хочет ли…

 

     II

 

     Мудрость древних гласит: "Quod licet Jovi, non liced bovi". Эту пословицу при желании можно прочитать справа налево: "Что простительно быку, совсем не к лицу Юпитеру". И я думаю, как могло получиться, что на одной доске, мягко говоря, неприятия евреев оказались и та самая малограмотная Матрена, и корифеи, гордость русской культуры, классики, в лучшем смысле этого слова.
Как понять, что лучшие представители одной из старейших и самых значительных европейских культур, которые дали миру прекрасные образцы гуманизма и мудрости, буквально срывались с нарезки, когда заводили речь о евреях? Почему на их богатейшей палитре находились лишь краски, передающие, в лучшем случае, брезгливое отношение к нашим соплеменникам? За что нам такое?
К сожалению, печальных примеров тому столько, что им можно посвятить не одну книгу. И такие книги, наверное, есть. И все же я рискну поделиться своими мыслями на этот счет.

     Наверное, давно стало хрестоматийным садистское описание еврейского погрома в повести Н. Гоголя "Тарас Бульба" (может быть, в те далекие времена термина "погром" еще не существовало, но суть от этого не меняется): ""Перевешать всю жидову!'' - раздалось из толпы. /…/ Слова эти, произнесенные кем-то из толпы, пролетели молнией по всем головам, и толпа ринулась на предместье с желанием перерезать всех жидов. Бедные сыны Израиля, растерявшие все присутствие своего и без того мелкого духа, прятались в пустых горелочных бочках, печках и заползывали под юбки своих жидовок; но козаки везде их находили. /…/ Жидов расхватали по рукам и начали швырять в волны. Жалобный крик раздался со всех сторон, но суровые запорожцы только смеялись, видя, как жидовские ноги в башмаках и чулках болтаются в воздухе". Щедрую дань гоголевскому Янкелю отдал и В.Солоухин в упомянутой выше повести, увидев в этом несчастном человеке прообраз будущих еврейских финансовых магнатов, пьющих кровь всего человечества.
Или одна из лучших повестей А. Чехова "Степь", где сочно описана смрадная обстановка еврейского жилища. "Он (Егорушка. - ЯТ) вошел в небольшую комнатку, где, прежде чем он увидел что-нибудь, у него захватило дыхание от запаха чего-то кислого и затхлого, который здесь был гораздо гуще, чем в большой комнате, и, вероятно, отсюда распространялся по всему дому. Одна половина комнатки была занята большой постелью, покрытой сальным стеганным одеялом, а другая комодом и горами всевозможного тряпья". И это - восприятие ребенка, устами которого (зрением, слухом, обонянием), как известно, глаголет истина.

     Или А.Куприн. С одной стороны, неповторимый Сашка-музыкант ("Гамбринус"). А с другой - омерзительный торговец живым товаром Горизонт ("Яма"), который выделяется не в лучшую сторону даже среди других представителей этой малопочтенной профессии: он - многоженец, который продает своих девственных новобрачных снобам-развратникам, потому что такой первосортный "товар" оплачивается дороже. С одной стороны, неповторимая "Суламифь, "девушка из виноградника", с другой, - в той же "Яме" - карикатурная еврейская пара: проститутка Соня-Руль и ее полунищий жених, который, ценой страшных лишений, копит деньги, чтобы "заказать" свою невесту на всю ночь, в течение которой они, сидя на сонином "рабочем месте", … ругаются, обвиняют друг друга и плачут. Согласитесь, здесь причудливо смешаны насмешка и сочувствие. Менее известен рассказ А.Куприна "Обида". Вот вкратце его содержание. После очередного еврейского погрома в Одессе собралась "небольшая комиссия из местных адвокатов", которые взялись бесплатно вести дела жертв прошедшего разбоя. Внезапно перед комиссией появились семь странных личностей, которые представились как делегаты "от соединенной Ростовско-Харьковской и Одесса-Николаевской организации воров". Как сказали бы сейчас, "воров в законе". И они объявляют шокированной комиссии следующее: "… за последнее время в местных газетах, в отчетах о прискорбных и ужасных днях последнего погрома, довольно часто появляются указания на то, что в число погромщиков, науськанных и нанятых полицией, в это отребье общества, состоящее из пропойц, босяков, сутенеров, и охранных хулиганов, входили также и воры. Сначала мы молчали, но, наконец, сочли себя вынужденными протестовать против такого несправедливого и тяжкого обвинения / … / Они (полиция. - ЯТ) предлагали многим из нас принять участие, но никто из наших не был настолько подл, чтобы дать хоть ложное, хоть вынужденное трусостью согласие". Какая великолепная пощечина погромщикам и поощряющей их царской администрации была нанесена тяжелой рукой Александра Ивановича! Но тот же А.Куприн, правда, в частном письме, рассуждал о погромах: "Ну, выпустят у Хайки пух из перин, велика важность". И он же разразился следующей филиппикой: "Эх! Писали бы вы, паразиты (евреи! - ЯТ), на своем говенном жаргоне и читали бы сами себе вслух свои вопли. И оставили бы совсем русскую литературу. А то они привязались к русской литературе как иногда к широкому, умному, щедрому русской душой, но чересчур мягкосердечному человеку привяжется старая истеричная припадочная блядь, найденная на улице, и держится около него воплями, угрозами скандалов, угрозой отравления клеветой… И самое верное средство - это дать ей однажды по заднице и выбросить за дверь в горизонтальном направлении" (ИРЛИ, фонд Батюшкова, с.20, номер 15, 125). Интересное и неожиданное откровение, не правда ли? Но, главное, оно показывает, как многослоен антисемитизм и как он порой прячется естественно или искусственно в самых глухих закоулках души, изредка прорываясь наружу, как пузырь болотного газа.

     Евреи "устраивали" Александра Ивановича в виде библейских персонажей, в образах изгоев общества: нищего гения, скрипача Сашки, не имеющей большого спроса проститутки или в качестве жертв погрома. Но когда евреи решили проявить себя на ниве, которую Куприн считал своей и прочих православных писателей вотчиной, он ощетинился вовсю. А ведь тогда сколько-нибудь заметных евреев-прозаиков, которые могли бы откусить от купринского пирога, и не видно было. Значит, его нервировала сама идея появления таких конкурентов.
И даже у честнейшего В. Короленко, участие которого в процессе Бейлиса принесло писателю заслуженную репутацию праведника, есть рассказ "Судный день" (речь идет о Йом-Кипуре), героями которого являются еврей-кабатчик, описанный в "лучших" традициях русской классической литературы и … еврейский черт по имени Хапун, само собой, в ермолке и с пейсами. Оказывается, в Судный день, когда евреи в синагогах молятся о прощении грехов, Хапун появляется там же, высматривает самую грешную еврейскую душу, хватает ее и волочит в ад. А поскольку еврейский черт послабее русского (все же!), то его добыча тоже поскромнее: всего одна душа в год. И выбор Хапуна падает, как уже догадался дорогой читатель, на того самого еврея, но его спасает русская девушка, а черт, чтобы целый год не пропал даром, хватает другого кабатчика, на этот раз православного, который, "по совокупности заслуг", оказался грешнее самого грешного еврея. Конечно, этот рассказ - злая сатира, но ее разглядит лишь тот, кто умеет за деревьями видеть лес, а кому охота этим заниматься! Но если сатиру по какой-то причине не заметить, то рассказ В. Короленко можно понять в том самом традиционном ключе: евреи-кабатчики - источники всех бед горемычных христиан, впрочем, русские кабатчики тоже, "но разве от этого легче?" (В. Высоцкий). Так не слишком ли рискованно так легковерно доверять вкусу и доброжелательной смекалке читателя?

     В нашем мире все обусловлено и взаимосвязано. И, наверное, были какие-то причины, своего рода социальный заказ, определенным образом ориентировавший русскую литературу XIX века в отношении евреев. Хотя, казалось бы, какие претензии могли иметь Пушкин или, допустим, Тургенев к "лицам еврейской национальности"? Им-то, русским столбовым дворянам, чем евреи досадили? Где они могли с ними, как следует, столкнуться? Думаю, что нигде, и в этом один из ответов на поставленный вопрос: классики о евреях ничего толком не знали, а если и видели их мельком, то совсем не в таком количестве и не при таких обстоятельствах, чтобы можно было создавать обобщенный образ, эту святую святых литературы. И поэтому вынужденно руководствовались слухами и анекдотами (вроде того, отмечу в скобках, как мы получаем "информацию" из "чукотских", "армянских" или опять же "еврейских" сериалов). А, между прочим, Пушкин в одной из критических статей мудро заметил, что между реальными североамериканскими индейцами и индейцами, описанными Купером, столько же общего, сколько между русскими свинопасами и буколическими пейзанами. Так почему же, описывая евреев, он не проявил такой же проницательности?

     Мне возразят: "Разве среди евреев не было таких, о которых писали классики? Разве евреи, все, как один, праведники, гиганты духа и античные красавцы?". Я отвечу: "Конечно, нет. Они все разные, каждый на особицу, и это общая картина для любого народа: еврейского, русского, немецкого, американского… Вспомним хотя бы, что семья Тевье-молочника жила, как бы на острове, вокруг которого плавали гнусные типы: мясник-сластолюбец Лейзер-Вольф, подрядчик-проходимец Педоцур, Арончик и его семейство, вкупе доведшие дочку Тевье Шпринцу до самоубийства, и им подобные. Но когда внимание литераторов-властителей душ задерживается исключительно на представителях не лучшей части еврейского народа, причем без малейших попыток хотя бы ''уравновесить'' их типажами другого сорта - вот это и несправедливо, и по-настоящему опасно, и очень плохо".

     Но, по-моему, еще хуже, когда о евреях писали на русском языке в таком же, мягко говоря, предвзятом тоне писатели-евреи. Они-то какую цель преследовали? Здесь уже слабой информированностью не оправдаться. Судите сами. Иосиф Уткин так представляет своего "козырного" героя Мотэле Блоха ("Повесть о рыжем Мотэле"): "маленький рыжий", у которого "все, что большое, так это только нос". Зато когда свершилась революция, Мотэле не только "выбрил пейсы, снял лапсердак", но даже стал комиссаром и записным советским бюрократом: "Мотэле смотрит ''в корень'' // И говорит: ''По су-ще-ству''.". А еще один персонаж той же поэмы, некий Хаим Бэз, "делать сыну обрезанье отказался наотрез / … / Говорит: ''Довольно крови, уважаемый раввин!!!"" (Все три восклицательных знака принадлежат Уткину.) И сам раввин, который "почти наизусть знает почти весь талмуд" и который ранее и слышать не хотел о браке своей дочери с бедняком Мотэле-портным, как последняя сводня, подсовывает ее Мотелэ-комиссару. Чем ни антисемитский ход? А в конце поэмы звучит такое резюме: "Не-ет, он шагал недаром // В ногу с тревожным веком. // И пусть он - не комиссаром, // Достаточно - че-ло-ве-ком!". Вывод напрашивается сам собой: чтобы стать человеком, нужно отречься от еврейских корней, от еврейства.
Эти же мотивы ясно просматриваются у Эдуарда Багрицкого**. Его бытописание своей местечковой юности отравлено презрением и отвращением ("Происхождение"). Здесь достается всем: и родителям -

     "Родители? Но в сумраке серея,
     Горбаты, узловаты и дики,
     В меня кидают ржавые евреи
     Обросшие щетиной кулаки",

     или "…все кликушество моих отцов…", и учителям - "Меня учили: /…/ Ты должен видеть, понимать и слышать, // На мир облокотиться, как на стол", и даже еврейским девушкам -

     "Любовь? Но съеденные вшами косы;
     Ключица, выпирающая косо;
     Прыщи; измазанный селедкой рот
     Да шеи лошадиный поворот"…

     Малопривлекательная, однако, картина! И какой контраст являет портрет еврейской девушки Анны Погудко, нарисованный "антисемитом" М. Шолоховым в романе "Тихий Дон": "Она была /…/ полна тугой полнотой, которая присуща всем здоровым, физического труда девушкам, немного сутула, пожалуй, даже некрасива, если бы не большие сильные глаза, диковинно красившие всю ее /…/ ''Анна Погудко /…/, ты хороша, как чье-то счастье!''".
Так где же выход из этого убогого местечкового мира? А все то же: разрыв с еврейством как рывок к цивилизации -

     "Я покидаю старую кровать:
     Уйти? Уйду! Тем лучше! Наплевать!".

     А герой поэмы Э.Багрицкого "Февраль" (речь идет о Февральской революции), в прошлом "маленький иудейский мальчик", который вырос в условиях, очень напоминающих приведенные в "Происхождении", во всяком случае, по духу -

     "Видно, созвездье Стрельца застряло
     Над чернотой моего жилища,
     Над пресловутым еврейским чадом
     Гусиного жира, над зубрежкой
     Скучных молитв, над бородачами
     На фотографиях семейных".
     И предком его был еврей -

     "В длиннополом халате и лисьей шапке,
     Из под которой седой спиралью
     Спадают пейсы и перхоть тучей
     Взлетает над бородой квадратной".

     Не очень-то уважительный портрет! Однако революция окрыляет героя, он перестает быть дезертиром и симулянтом, "ротным ловчилой" и, по примеру рыжего Мотэле, "стал работать помощником комиссара". Однако "Моя иудейская гордость пела, // Как струна, натянутая до отказа". И для окончательного самоутверждения ему мало вламываться "в воровские квартиры (только ли в воровские? Время-то революционное! - ЯТ), // Воняющие пережаренной рыбой (вспомните: "пресловутым еврейским чадом". - ЯТ). // Я появлялся, как ангел смерти, // С фонарем и револьвером, // Окруженный четырьмя матросами с броненосца". Так вот, для полного ублажения своей "иудейской гордости", герой грубо и гнусно насилует девушку, которая когда-то не приняла его неуклюжих ухаживаний. А то, что она, по некоторым намекам, стала проституткой, делает сцену насилия еще отвратительнее -

     "Не стянув сапог, не сняв кобуры,
     Не расстегивая гимнастерки,
     Прямо в омут пуха,
     Под которым бились и вздыхали
     Все мои предшественники".

     Сравните, насколько благородней вел себя несуразный жених купринской проститутки Сони-Руль. Правда, до революции. Каким он станет после нее - можно только догадываться! А дальше следует целая программа:

     "Я беру тебя за то, что робок
     Был мой век, за то, что застенчив,
     За позор моих предков,
     За случайной птицы щебетанье!
     Я беру тебя, как мщение миру,
     Из которого не мог я выйти!".

     Прямо скажем, странный способ мщения, а выбранная для этого особа - и того более. Делай после этого евреев комиссарами! Но разве, скажут мне, Э.Багрицкий не создал образ мужественного Иосифа Когана, который погибает "славною кончиной" о

Прочтено: 3375      

ОтличноОчень хорошоХорошоНормальноПлохо